И вот – ведьма найдена. И это – я. Теперь меня будут жечь под громкое улюлюканье разъяренной толпы.
Накачанный ненавистью американский зритель жаждал крови. И тут на помощь пришли спасители – бравые люди в черном – агенты Федерального бюро расследований, схватившие и уничтожившие врага. Американское общество может спать спокойно! Зрительный зал взорвался в овациях от чувства благодарности к блюстителям порядка.
Меня часто спрашивают, мол, чего же ты тогда не уехала, в посольство не пошла сразу после обыска. Ответ прост – я же знала, что я не кремлевский секс-шпион, и была уверена, что американское правосудие построено на справедливости и неоспоримых доказательствах вины.
Мне часто кажется, что я родилась под счастливой звездой, потому что к тому черному дню, когда ФБР провело разгромный обыск в моем доме, у меня уже был адвокат.
Пару месяцев спустя после публикации первых «изобличительных» материалов против меня в американских СМИ мне на электронную почту пришло «письмо счастья» – повестка от комитета по разведке американского Сената, предлагающая добровольно явиться для дачи пояснений о моей деятельности в США. На этот запрос я отреагировала положительно, обрадовавшись возможности рассказать правду о моей настоящей жизни в Америке в ответ на грязные инсинуации в американской прессе. Скрывать мне было нечего. Единственное, что я сделала, прежде чем принять решение о добровольной явке в Сенат, это позвонила Александру Порфирьевичу Торшину, поскольку сенаторы запрашивали всю мою личную переписку в социальных сетях с этим человеком за пару лет. Он был моим давним другом и «братом по оружию», который стал мне практически дедушкой после смерти моего кровного деда в 2011 году.
Каждый, как известно, видит мир через собственное восприятие. Для меня Торшин был прежде всего товарищ, а для них – госчиновник, близкий к высшим эшелонам российской власти. Нет, в нашей переписке не скрывались пароли и шифры, там не было информации о миллионах долларов, якобы текущих из Кремля прямиком в Белый дом. Там не было даже интимных подробностей чьей-нибудь частной жизни, но там действительно было много душевных переживаний, юмора, были разговоры о детях, внуках, болезнях, домашних животных. Передавать такие личные детали без разрешения Торшина я посчитала недостойным и потому обратилась к нему за советом.
– Конечно, Мария! Передавайте! Нам нечего скрывать! – ответил Торшин.
– Спасибо, Александр Порфирьевич. Я и не сомневалась, – сказала я.
