За стол сели - уже глубокая ночь была, они с Костей таращили глаза, но уходить не желали, да на них и не очень давили, только мать изредка неодобрительно поглядывала, отец же был тих, размягчен, молчалив, улыбался чему-то своему. Может, охоту вспоминал, может, еще что-то.
Потом, засыпая, она все слышала гул в большой комнате - зале, как ее называли, - громче, громче, и вдруг голос отца, неожиданно резкий, непривычный, она даже испугалась. Слов не разобрать, да она и не пыталась неудержимо клонило в сон.
Ночь была и тогда, когда Таня, внезапно, от какой-то внутренней тревоги открыла глаза, словно и не спала, в комнате ни зги, и шепот совсем близко родительский. Отец, то и дело срываясь на полный голос - тише! тише! яростно доказывал что-то, а мать тихо, упорно возражала. Потом они словно поменялись ролями: теперь уже мать его в чем-то убеждала, а отец раздраженно отвечал.
Таню снова медленно окутывала, спеленывала вязкая одурь сна, где все растворялось, исчезало, и только в какое-то мгновение возник свет - отец в дверном проеме, еще кто-то, теснясь, заслоняя свет, снова то стихающие, то громкие, чуть не до крика голоса. Или, может, ей только снилось - скрипнула дверь, темнота сразу все поглотила.
На следующий день у отца было угрюмое, серое лицо, веки набрякли и взгляд - тяжелый, отстраненный, чужой. Таня ловила его в зеркале, висевшем в кабине над лобовым стеклом. Отец вел машину сосредоточенно, напряженно, костяшки пальцев на руле побелели... Как будто от кого-то или от чего-то убегали, уносились, или, наоборот, стремились, торопились куда-то. Подбородок и скулы твердели...
Отец почувствовал, что она за ним наблюдает, - губы дрогнули в полуулыбке, но взгляд все равно сумрачный, далекий, и на улыбку почти не похоже. И у нее не вышло. Хотела, но не получилось. А если и получилось, то как-то виновато - ведь она подсматривала за ним сейчас. Отец должен был понять. Едва свернули на шоссе, отец резко прибавил газ. Никогда они так быстро не ездили, как в тот день. Паша, не гони! Паша! - не выдержала мать. Куда он несется как сумасшедший?
Как ребенку: куда ты несешься?
Так мчались, что те, другие машины, которые шли следом, с приятелями, отстали, их даже не видно было. Костя захлебывался от восторга, прыгая на заднем сидении и грозя рассыпать опята: отстали, отстали!!! Как они их! Врешь - не возьмешь! А отец все жал и жал на газ, мотор натужно ревел, но лицо смягчилось немного, угрюмые морщинки над переносицей разошлись.
