- Ты вот был за границей, - говорит он строго Ренату, - а, между прочим, многие не могут себе этого позволить. Как раньше не могли, так и сейчас не могут. Но тебе, как я понимаю, вовсе не стыдно. Не стыдно? Только честно! - Он тяжело наваливается грудью атлета на край стола и пристально смотрит Ренату в глаза.
- А почему мне должно быть стыдно? Это нормально, чтобы любой человек мог поехать, куда он хочет. Пусть заработает денег и едет. Или пусть его пошлют, если сочтут достойным. Сейчас это тоже возможно. Почему мне должно быть стыдно? Я ни у кого ничего не отнимал.
- Мальчики, - вмешивается Вера, жена Рената. - Чего вы заводитесь? Давайте лучше выпьем!
Гоша порывается еще что-то возразить, но Ренат свирепеет, дергается на стуле, водка из поднятой послушно рюмки расплескивается:
- Слушай, не надо, не надо демагогии, мы ведь приняли эти условия, как раньше принимали другие. Тогда было плохо, теперь плохо, но мы живем и ничего другого нам не светит, кроме того, что такова жизнь. И всем хорошо тоже никогда не будет, ты сам прекрасно знаешь.
- Но тебе все равно должно быть стыдно, - не уступал Гоша. - Всем нам должно быть стыдно...
- Ну, дальше...
Но Гоша неожиданно смолкает, видимо, потеряв нить мысли, долго молчит, то ли раздумывая, то ли еще что, лицо его побагровело, жилы на висках вздулись, словно он поднимал тяжесть.
Мы допиваем уже третью бутылку и почти не пьянеем. Во всяком случае нам так кажется. И это начинает тревожить, потому что когда пьешь и не пьянеешь, что-то обязательно должно произойти. Человек либо в какой-то момент отключается, либо... начинает делать что-нибудь не то, в чем потом приходится раскаиваться. Похоже, мы приближаемся к такому моменту.
Гоша завелся окончательно. Ему не нравится, категорически, что Ренату не стыдно. Сане Рукавишникову стыдно, поэтому он запивает и исчезает, а Ренату не стыдно и он ездит по заграницам. Гоша злится, что Ренат отвергает его версию о поколении, к которой он привык, а Ренат злится, потому что его жена Вера как-то чересчур внимательно слушает Гошу, кивает и вообще проявляет чрезмерное внимание. И еще потому, что Саня Рукавишников, к которому он в принципе хорошо относится, они все к нему хорошо относятся, даже любят его, выдается чуть ли не за героя. Пропавший Саня.
Мы пьем до часу ночи. Аля, забытая, в своем темном элегантном платье, уже давно, неведомо когда, ушла, тоже исчезла, никем не провожаемая, а мы все никак не можем угомониться. Вознесенный на пьедестал Саня где-то покоит в это позднее время свою буйную головушку и даже не ведает, сколько страстей и возвышенных мыслей пробудил во всех нас. Словно это был его день рождения, а вовсе не Рената.
