Тело все никак не сдавалось, просило о движении, а ведь раньше такого не было. Стоило только пробежать кросс, мышцы тут же наливались нестерпимой тяжестью, а тут – наоборот: секунду сложно усидеть на месте, словно тянет что-то каждую клеточку… Маричка встала и потянулась на носках, кончики пальцев коснулись влажного потолка, несколько крупных капель сорвались и упали на лицо. Как слезинки, скатились по щекам и растаяли за воротником футболки, заставив поежиться. Вот и душ приняла. Маричка криво улыбнулась, пнула проклятые банки (полуоткрытые их пасти выплюнули белесое желе), бросила полный ненависти взгляд на толстую железную дверь и снова рухнула на коврик.
Никто не придет за ней, как никто не пришел по Зову в как-будто-бы-пятницу, когда Маричка утратила надежду выбраться самостоятельно, в как-будто-бы-субботу и даже вчера вечером, когда она сломала очередной ноготь, пытаясь докопаться до основания одной из обитых железом стен.
Ее попросту никто не услышал, никто не заметил, что она пропала, а если и заметили, то вздохнули с облегчением и решили: вот и хорошо, что Маричка потерялась, с ней нам всегда было скучно, теперь нашей подругой будет Светка, и дочерью тоже будет она, и старостой класса пусть будет! Старик потрет ладони и кряхтя выйдет во двор: ему удалось надурить еще одну девчонку, а что ему еще делать, на пенсии-то?! И ни родители, ни эти все вокруг, ни Муська («Кис-кис-кис», – передразнила Маричка) тоже не придут. И вокруг только зеркала останутся да страшилище, которое все ждет, когда же принесут новую игрушку. Оно осклабится, наклонится и втянет ноздрями воздух у Маричкиной шеи… А платья ее и новые джинсы уже, наверное, начали выбрасывать прямо с балкона: бери кто хочет, и Светка обязательно заберет те, что с черными паучками по шву кармана… Нельзя плакать! Она не доставит им такой радости!
Медвежата наконец дотянулись друг до друга и обменялись клевером, Маричка уперлась лбом в колени и разрыдалась.
Ей никогда не нравилась «общественная работа», никто из подруг, даже Светка, таким не занимался, и они с нескрываемым презрением качали головами, когда Маричка отказывалась пойти «на лавки», потому что в очередной раз должна помочь родительнице. Девочка недовольно морщилась всякий раз, когда мам напоминала о почтовых ящиках. Мам вечно ввязывалась в эти свои добровольческие батальоны: то субботник, то помощь престарелым, то приют для животных. Отец как будто понимал дочку, кивал, вздыхал, но в итоге только пожимал плечами на хныканья: что угодно, лишь бы мам засыпала спокойно и не тараторила без умолку о коллегах и загадочной дебиторке.
