Опять мне не повезло! Я вышел отдышаться к правому оврагу. Тишина стояла тёмная, свежая. Пахло сеном. Какая ночь! Я вернулся к яме.
В яме стоял Павел и вытаскивал оттуда на лопате маленькие куски суглинка.
— Твёрдый пошёл? — посочувствовал я.
— Какой твёрдый! — прошептал Виктор. — Есть!
— Что есть?
— Клад!
— Тихо! — оборвал нас Павел. — А то уйдёт! Не пойму никак — округлое, твёрдое…
— Сбоку, — шёпотом объяснил Виктор. — Чуть мимо не прошли!
— Похоже на большой чайник, — сказал из ямы Павел, — а ручки нет.
Он, наклонившись, пыхтел в яме и напевал:
— Ля-ля, ля-ля! Пом-пом! Ля-ля…
Это было его торжество! И он мог делать всё что угодно — петь, прыгать, мог спать уйти. Логика железная: найди клад и можешь вытворять всё, что захочешь. Павел нашёл!
Какая ночь! Душный прохладный воздух напитался запахом дубовых листьев, а ещё пахло из ямы свежераскрытой землёй, влажной и тяжёлой.
Минут пятнадцать мы посидели возле ямы. Я покурил. А куда торопиться? Ночь-то была какой тёплой! Мы сидели расслабленные, аккуратные, не успевшие ещё сильно запачкать брезентовые штаны и майки. Я пускал дым то Паше, то Виктору, они жмурились.
— Ты, что ли, обнаружил? — спросил я Виктора.
— Паша.
— А как ты по этому чайнику кайлой не попал?
— Сам удивляюсь.
— Вскрываем! — сказал Павел. — Слава, нож?
— Есть.
Павел возился в яме, мы сидели над ним, слушали.
— Ну, держись, ребята, — довольно сообщил из ямы Павел.
И он выложил ком земли из ямы на землю.
Ком был плотным и увесистым. Если это чайник, то странный. С одной стороны торчал чуть согнутый носик. На противоположной стороне не было никаких следов ручки, ни выступа, ни дырки. А с боков имелись металлические ушки. С дырочками!
— Ребята, — сказал я, — это урыльник.
— Ка-акой ещё урыльник? — зашипел Виктор.
— То есть рукомойник или поильник. Раньше в крестьянских избах такие висели. Где запечье. К урыльнику крепилась цепочка, и за неё он вешался на гвоздь. Гвоздь вбивался в балку. В урыльник наливалась вода. И если надо хозяйке сполоснуть руки, она складывала ладони горстью перед носиком, а большим пальцем наклоняла носик вниз. Водичка-то в руки и бежала! Не грех было и умыться иногда. Потому и…
— Вот вы где!
«Лукоянов!» — подумал я, а почему так подумал, объяснить не берусь. Может, потому, что я думал совершенно о другом. А именно собирался просветить товарищей о том, что похожую форму в старину имел ещё и ночной горшок. И он тоже назывался урыльником. Меня очень забавляла эта мысль…
