Драгоценным был этот холм, но невежественные, бестолковые и грешные правоверные чуть было не упустили его из своих рук, повымирали здесь, от чего холм смогло захватить многочисленное стадо неверных. И дабы он не превратился в землю войны, Юсеф-паша прибыл в город на холме, чтобы вступить в войну не только с чужими, но и со своими.
Так понял он приказ, и так велела ему душа.
Столицу он покинул в сопровождении шестидесяти двух всадников, без гарема и без обоза. Когда вчера в сумерках они приблизились к городу и в неровном свете увидели темневшую впереди громаду холма, Давуд-ага, поравнявшись с его кобылой, предложил Юсефу-паше разбить стан на берегу реки, отдохнуть и смыть с себя дорожную пыль, а на рассвете со свежими силами и с благословения всевышнего захватить конак. Не торопясь с ответом, Юсеф-паша натянул поводья, и кобыла под ним встала.
— Сделаем остановку, чтобы привести себя в порядок и подкрепиться, — наконец промолвил он. — Ночь впереди длинная. И времени тебе хватит, Давуд-ага. — Паша просунул руку под накидку и, достав небольшую серебряную пластинку, протянул ее собеседнику. — Сними оружие, оставь только кинжал! Разыщешь начальника войска сердара Элхаджа Йомера, покажешь ему это, — паша вскинул руку, — и скажешь: «Юсеф-паша пожаловал в гости… Шума не поднимать». Встретите нас на той стороне.
Как всегда, Давуд-ага точно исполнил его приказ. Из темноты вынырнули трое — начальник отряда янычар Элхадж Йомер явился на встречу в сопровождении телохранителя.
— Священный фирман, — вместо приветствия сказал Юсеф-паша, протянув вперед руку с зажатым в ней свитком.
Сердар молча склонился, словно намеревался почтительно прижаться челом к свитку, но Юсеф-паша быстро отдернул руку, и приказ исчез в складках его одежды.
Через несколько минут сеймены — стражники спешились у подножия холма и, не переговариваясь, принялись карабкаться по крутому склону. Вокруг не светилось ни одного огонька, нигде не слышалась перекличка стражи, город тонул во мраке и казался заброшенным и необитаемым.
Юсеф-паша знал, что здесь его могут подстерегать любые неприятности, и потому решил первым нанести удар — точный и сокрушительный. Элхадж Йомер и не отходящий от него ни на шаг телохранитель приблизились к конаку, за их спинами прятался Давуд-ага, сердар рукояткой ятагана застучал в обкованные железом ворота.
— Визирь! Визирь! — время от времени выкрикивал он, не переставая стучать. Наконец заскрипело проделанное в воротах оконце, за ним дрожал неровный свет пламени. Сердара узнали, послышался визг вынимаемых из пазов запорных брусьев, щелкнул замок, и как только створки чуть разошлись, Давуд-ага, выскочив из-за спин янычар, всей тяжестью навалился на ворота. Не медля ни секунды, десяток стражников ворвалось во двор, отшвырнув в сторону державшего факел слугу. Совсем рядом застонали под чьими-то ногами скрипучие ступеньки невидимой в темноте деревянной лестницы, кто-то сдавленно выкрикнул: «Разбойники!..», но Давуд-ага, метнувшись на голос, навсегда похоронил крик в горле несчастного, а Юсеф-паша уже стоял на пороге конака. Стражники зажгли факелы, их кровавые блики заиграли на стенах, казалось, весь конак запылал в пожаре.
