— О, прости Священный Орел, — глядя на идола, шептал Арсин. — Это какая-то враждебная сила хотела украсть мои ум. Прости, Священный идол. Не трону Таясь до свадебной ночи. Не трону, клянусь тебе, Священный Орел! — И, как учил отец, трижды перекрестился, поворачиваясь по ходу солнца. А закончив обряд, сказал: — Спасибо, Священный Орел, за то, что вернул мне разум. — Он бережно обтер идола тряпочкой, висевшей на вбитом в стену деревянном колышке, и, вернувшись к печке, снова потрогал малицу.
Нетерпение Арсина было так велико, что он не стал дожидаться, когда одежда высохнет полностью. К тому же ему хотелось, чтобы Таясь видела, какой он закаленный мужчина — пусть знает, что ему нипочем купание в весеннюю пору. А главное все же заключалось в том, что ему не терпелось как можно быстрее оказаться с ней рядом; эти минуты после недавних поцелуев, что прошли поврозь, казались ему бесконечными; его взбудораженное существо каждой своей частичкой неудержимо рвалось к ней, к Таясь.
Распаренным после жарко натопленной избы, Арсин выскочил на улицу. Сжавшись в комочек, положив подбородок на колени, Таясь сидела у костра, на котором пыхтел паром закопченный чайник, смотрела в огонь. Услышав стук двери, она обернулась — и у Арсина снова перехватило дыхание. Он улыбнулся ей и торопливо заскочил в избушку — захватить из оставленного отцом припаса несколько баранок, два небольших черных сухаря. Заодно снял с полки алюминиевые кружки, кинул в каждую по куску колотого сахара.
О, каким вкусным, каким сладким был этот чаи, с каким наслаждением он его пил, с еще большим наслаждением беспрестанно нахваливая свою Таясь:
— О-о! Вот это чай! И как ты только такой заварила! Ну до чего ж хорош! Всего меня оживил!..
Она смотрела и смотрела на него все с той же ласковой, словно слегка удивленной улыбкой — будто никак не могла поверить, что все это происходит именно с ней…
А потом они, взявшись за руки, долго бродили по острову. Арсин показал ей, где во время весеннего прилета уток находились его охотничьи скрадки, сводил на сухую высокую гриву, сплошь заросшую мощными кустами черной смородины. Ягод здесь бывало столько, что и осенью, и долгой холодной зимой висят на ветках целые гроздья. Они ходили его любимыми тропками, любовались лиственницами и кедрами, и то и дело останавливались… И тогда Арсин крепко обнимал Таясь и целовал ее, целовал…
Наконец он вывел девушку к тому месту, где находился сделанный еще дедом каскан. Сначала Арсин хотел объяснить Таясь, как действует эта старинная снасть для ловли уток, но потом передумал, решил, что лучше будет, если он удивит ее, не расскажет, а покажет на деле.
