Здесь сгорела, пожухла трава
И следы не читаются в темноте».
Точно. Только ещё хуже: и те, что «читаются» — «не разумеются». Буквы — читаются, а слова — не разумеются. Просто потому, что — «чужие слова».
Дело такое: летом в мою деревеньку, «Паучья весь» называется, пришла с низу, с Оки, кое-какая набродь. Какие-то пруссы. И начали моих крестьян резать. Ну, в то время и крестьяне были не мои, и деревенька не моя. Но я со своими людьми прибежал, ворогов — порезал. Сам, блин, чуть со страху не помер. Вот об этом… — вспоминать не интересно.
Взяли мы тогда на битых ворогах кое-какой хабар. В том числе сумку княжеского гонца. С грамоткой.
Николай тогда сильно переживал. «Сжечь тайно и никому не показывать! Сиё есть смерть!». Ну, так уж и сжечь… Интересно же!
Потом пришла зима. У меня стройка, кирпичи, инновушки всякие. А долгими зимними вечерами мы с Трифеной занимались… Разным занимались, но и чтением-чистописанием — тоже.
«Классное чтение» — не обязательно когда всем классом читают. Она и одна почитает. Главное — чтобы процесс был… классным.
Понятно, что дать девчушке текст, про который компетентно сказано: «Сиё есть смерть»… хоть бы она и трижды мне на верность заклята…
Спать с женщинами я не могу. Я это уже говорил? И что — ноги мёрзнут? Короче: как-то отправил я её из своей спальни, досыпать. А самому — не спится. Достал я эту сумку красную, срезал замок древне-новгородский, развернул бересту свёрнутую…
Сказал «твоюмать» и вспомнил Эдгара По.
Нет, он мне не родственник. А вот клочок пергамента из его рассказа «Золотой жук» — прямой родственник вот этой берестяной грамотке. Для меня — сплошная берестяная криптограмотка.
У По в его зашифрованном тексте была стандартная латиница, английский алфавит. Всего-то 26 букв.
Так вот что я вам скажу: дядюшка По работал в тепличных условиях. Да и то — к концу жизни свихнулся.
У меня средневековая кириллица — 43 буквы. Строчных букв нет. И не будет аж до Петра Первого — сплошь заглавные. Знаков препинания — нет. Разбивки на слова — нет. «Давай, разбирайся». Или правильнее: «Давай, раздевайся»?
Трифена уже ушла, кроме себя самого — «давать» некому. Да и заело меня: неужто я родное письмо не пойму?
Чтоб было понятнее, текст грамотки, после замены всяких юсов, больших и малых, йотированных и не очень, выглядел так:
+СЕАЗЪКИТАЙГУРГИЕВСНЪДЕРЖАВОЛОДИМИРСЪКОУЗЕМЛЮ ВЪСВОЕКНЖЕНКЪБРАТРОДИМПЕРЕПЕЛКВПЕРЕСЛВЛСИДИ
ВАЗЕМНОУТНМОФЕОДНNОУNАДЕСАТАГЪРОУВАНЧЧТАШОУНТАТАКОНАОГОЛОВЕНПОПОNОУ
