— Чего теперь делать будем? А, боярич?
— На ночлег где-то вставать надо. Отойдём от селища чуток, чтобы мертвечину не нюхать, да волков живыми лошадьми не дразнить.
Мы отошли на полверсты вверх по течению. Наверняка же мертвецов и в проруби кидали — зачем нам это пить? Снег на реке был весь истоптан конскими копытами и заляпан навозом. Большой конный отряд проходил.
Пришлось отойти от берега чуть в лес. Встали лагерем. Неотрывно глядевший в костёр Ивашко, замолчавший ещё у околицы родного селения, вдруг произнёс:
— Вот оно значит как… Ничего не осталось. Ни княжьей службы, ни родительского дома. Ничего.
И, медленно переведя на меня глаза, попросил:
— Ты уж не прогоняй меня, Иване. Мне теперь как псу бездомному… Некуда.
Я просто кивнул, Ивашко отошёл за деревья, я смотрел ему вслед, сочувствовал и… радовался.
Гнусное чувство. Но я рад. Рад тому, что его преданность мне укрепилась. Стала ещё более… безысходной. Оглядывая остальных своих людей, я вдруг остро понял: а ведь они все такие. Бездомные. Родительского дома — вообще нет или путь туда закрыт. Как и у меня самого. Почти по Бродскому: «Бездомный с бездомными». «Десять тысяч всякой сволочи»… Не «всякой» — моей.
Народ мой был совершенно измотан за день. Даже похлебать горяченького не дождались — попадали. Как убитые. Только у трупов так мышцы не болят. Наверное — сам пока не пробовал.
Я попытался прикинуть какой-нибудь план дальнейших действий. Но ничего разумного не складывалось. Идти за Борзятой к Городцу? Заново тащить на себе коней с санями по этому снегу?! А потом нарваться на очередной «бегущий полон»? И где этого придурка там искать? А сами мы поставленную задачу решить не можем: не знаем конкретно — где, не знаем конкретно — кто. Слава конспирации! — можно обосновано послать секретчиков нафиг.
Остаётся только одна цель: вернуться домой. Живым. Ура! Домой! В Рябиновку! К Акиму! Ко всем моим-нашим!
В этой радости я и заснул. Снилось мне… снилась мне… много чего… приятного. Соскучился я по дому. Даже во сне это чувствую.
Что меня разбудило — не знаю. Просто — раз — и глаза открыл. Под столетними елями, где мы расположились, непроглядная темнота. Только чуть светится костёр. Огненные волны пробегают по углям, переходят в волны тепла, которые отражаются от здоровенного сугроба за нашими спинами. В стороне от костра, боком к нему, на лапнике, прислонившись к стволу дерева, кемарит Чимахай. А может и не дремлет, а бдит. Рядом с ним, у естественной коновязи из поваленного дерева, спят стоя наши лошади. Было шесть, одну поганые убили — стало семь. Арифметика боестолкновения. Оттуда несёт конским потом. Лошадки тоже… устали.
