— Я буду милостив, — самодовольно продолжил трибун, — позволю тебе выбрать самому. Как ты хочешь умереть?
— Строже или мягче карать за святотатство — это проконсул должен решать, сообразуясь с личностью преступника, с обстоятельствами дела и времени, а также с возрастом и полом преступника, — процитировал трактат Ульпиана Павел[8]. — А ты ведь не проконсул. Судя по одежде, ты всего лишь трибун.
— Ты прав, — захохотал римлянин, — я просто испытывал тебя.
— Разве это испытание? — с иронией спросил полуживой Павел. — Нет лучшего дара, чем умереть за веру, а вот жить убийцей — это испытание.
— Завтра тебе отрубят голову! — вскричал трибун.
— Я не боюсь, — спокойно продолжил пленник. — Бойся ты! Ибо сказано — не убий!
— Сумасшедший! Ты просто сумасшедший, — не выдержал офицер и выскочил из камеры как ошпаренный.
Да, это было днем. А теперь настала ночь. Последняя ночь Павла на этой грешной земле. Сейчас он лежал и вспоминал. Еще несколько лет назад он был таким же, как этот наглый и самодовольный трибун, когда допрашивал мать Иешуа Мириам, подругу Иешуа Мару… «Сумасшедшие! Безумные преступницы!» — говорил он им, и ничего от них не добился, а они… Они открыли ему дорогу в новую жизнь. Он полностью переродился и встал на путь истины.
«Как было бы хорошо показать этому молодому римскому трибуну путь к Господу. Спасти его. Эх, жаль, нет времени…»
Подумать только! На краю жизни Павел желал спасения души того, кто хотел отрубить ему голову. Но в этом и заключалась вся его жизнь. Скольких заблудших он уже спас! Скольких спасет своей последней проповедью перед казнью!
Тяжелый засов двери вдруг открылся. В темницу вошла молодая девушка в мужской одежде.
— Кто ты? — глухо просипел проповедник. Горло пересохло, он совсем не мог говорить.
— Я пришла, чтобы идти за тобой…
Фекла отдала охраннику последнее, что у нее было, — серебряное зеркальце, лишь бы увидеть того, чья молитва полностью изменила ее внутренний мир.
Из большой холщовой сумки девушка достала бутылку с вином и, откупорив ее, дала испить Павлу, поддерживая его голову. Сделав несколько глотков, он продышался и наконец обрел дар речи.
— Сказано: Господу Богу одному поклоняйся и Ему одному служи.
— Я пришла не поклоняться и не служить тебе, но идти за тобой, дабы поклониться и служить Ему…
Девушка неторопливо вынимала из котомки лепешки, козий сыр и финики, раздобытые по пути. Среди ночи отважная дочка состоятельного горожанина буквально ворвалась в дом своего учителя, старого Саклаба, и попросила еды. Сердобольный старик не отказал ученице и поделился тем, что у него было, дав обет молчать.
