– Почему именно Паулина Оуск Хьяульмарсдоттир? – спросила Ката.
– Ну как Паутль Оускар, певец[14]. А ты знаешь, что эта церковь твоя геев не любит? – сказала Вала и рассмеялась своим безрадостным деланым смехом, которым всегда отвечала матери. Тогда же она сказала, что начала курить сигареты.
В качестве наказания Ката с Тоумасом решили целый месяц посменно забирать ее из школы и отвозить оттуда прямо домой; выходить по вечерам ей запрещалось, а если она не перестанет курить и воровать, ее грозили отправить в интернат для трудных подростков. Вдобавок Ката позвонила классному руководителю и попросила его проследить, чтобы Вала прекратила дружить с теми старшими девчонками и сходила на прием к школьному соцработнику.
Когда Ката, как раньше, спрашивала, что ее тревожит, Вала вставала в оборонительную позу и говорила, что все прекрасно, а если мама хоть на минуту оставит ее в покое, будет еще лучше. Ката просила ее сходить с ней на бдения и возобновить знакомство со своими друзьями из церкви, но Вала отвечала, что она больше «никакая, к черту, не овечка». Ката напомнила ей, что она приняла крещение, поручила себя Богу, – и тут Вала побагровела от злости:
– Намочили меня в какой-то дурацкой луже и сказали «Боженька»… Я это только ради тебя и сделала! Ты же такая недоразвитая!
Через короткое время после окончания наказания Тоумасу позвонил сотрудник районного клуба и сказал, что Вале запретили вход на танцы: она была пьяна, угрожала некоторым ребятам, к тому же кидалась камнями и разбила окно. Через сутки Вала все еще не явилась домой; ее привезли полицейские, а сама она была так пьяна, что еле ворочала языком. Полицейские сказали, что обнаружили ее в машине у старших парней, которые развлекались тем, что переезжали перекресток на красный свет. При этом в машине у них нашли грамм гашиша и следы амфетамина. Ката снова созвала военный совет, на котором они с Тоумасом (а в основном она) обсуждали, не призвать ли «специалистов» и как снова наказать дочь.
Когда Ката нашла письма, они еще не пришли ни к какому выводу. Она любила читать перед сном Ветхий Завет и после трудного ночного дежурства в больнице зашла в комнату Валы за Библией; ее собственная лежала на нижнем этаже, поэтому она взяла экземпляр, который подарили Вале. Из книги выпала пачка писем. Их было десять штук, перевязанных ниткой, без конвертов, без дат, отпечатанных на пишущей машинке. Все письма начинались с одного и того же приветствия: «Дорогая Вала» и заканчивались подписью «БАТОРИ» заглавными буквами.
