Трущобы Петербурга | страница 3



— Маменька, выпей рюмочку! — предложил сын, чтобы прекратить разговор или переменить его.

— Нет, куда мне… Такая жара и водка, тут обалдеешь, батюшка!

— С одной-то?

— Много ли мне, старухе, нужно? А впрочем, налей махонькую. Свининка больно скусна, разве перед нею.

Муж с женою улыбнулись, а Иван налил матери маленькую рюмочку.

— Гав! Гав! — просительно лаял за окном Михрютка.

Ему была брошена большая кость. Все принялись за щи, и несколько минут прошли в молчании.

— Что это Матюша к нам не едет из Питера? — вспомнила бабушка Ирина о старшем сыне. — Надысь писал в письме, что приехать сбирается.

— Это он так говорит, — сказал Иван. — Экое место занимает и вдруг бросит его… Назад приедет — новое искать придется.

— Сколько годов я его не видала! — сказала старушка. — Чай и не узнать его теперь.

— Знамо, изменился. Теперь ему, пожалуй, за тридцать пять годов перевалило.

— А все еще не женат ходит.

— В Питере этого добра сколько угодно! — двусмысленно улыбнулся Иван.

Раздался легкий стук в окно с улицы, и затем показалась физиономия пожилого мужика с рыжей бородой с проседью.

— Ишь, обедают еще! Хлеб да соль вам! — послышался его голос.

— Милости просим, дядя Елизар! Войди в избу-то! — пригласил Иван.

— Да и то, иду!

Через минуту вошел в избу дядя Елизар, рослый и здоровый старик. Истово перекрестившись перед иконами, он опять повторил свое приветствие.

— Хлеб да соль… приятно кушать.

— Благодарим покорно! Садись, дядя, хряпнем по стаканчику.

— Спасибо, недавно обедали, а после обеда какая беседа… Отдохнуть бы мне, а вот пришлось к вам идти!

— Нешто новость какая? — спросил Иван.

— Письмо из Питера Фома нес к тебе, а я перехватил; дай, мол, сам донесу, любопытно очень знать, что он пишет.

— А вот кончим обед и прочтем. Марьюшка, давай сюда, что у тебя на второе? Шти убери. При такой жаре и горячее хлебать — только в пот бросает. Дядя Елизар, присаживайся. Вино есть, а коли не хватит, за новой пошлем.

— Ох, былое дело, пил я давеча! — молвил дядя Елизар и подвинулся к столу.

Во время длившегося почти час обеда, довольно обильного у зажиточного крестьянина, были поданы ватрушка с творогом, каша с молоком, жареная свинина с картофелем и все в таком обилии, что можно было бы пригласить еще гостей, которых, впрочем, Дементьев и поджидал к вечеру.

Первым долгом бабушка Ирина пожаловалась Елизару на то, что ее сын возымел привычку работать по праздникам и во время богослужения.

— Вот уж это не ладно, племянничек, — с укором покачал головой Елизар. — В таку пору и немец не работает, не только православный. Был бы жив твой отец, Царство ему Небесное, не похвалил бы за это!