Сибирь | страница 46



Это соединение не оставит царю ни одного шанса.

Но начнем по порядку. С индустриализации Урала вскоре после победы Ивана над Казанским ханством. Начали разрабатываться огромные месторождения соли и олова, строиться литейные заводы. В 1558 году Иван дарует семье Строгановых разработки восточных склонов Урала при условии, что те обеспечат защиту региона от набегов татар, укрепившихся к востоку от Урала. Это как раз тогда и происходит шумная история с покорением Сибирского ханства.

Но настоящее начало индустриализации происходит только при Петре I. «Уничтожение между 1581 и 1598 годами скромного Сибирского ханства было, разумеется, только начальным этапом покорения Московией, а затем Российской империей, созданной Петром I в начале XVIII века, Сибири в нынешнем понимании этого слова, то есть огромных территорий от Урала до Тихого океана», — пишет Ярослав Лебединский в «Казаках военного сословия». Современный и промышленный Урал стал, таким образом, синонимом Европы. Акинфий Демидов строит там сталелитейные и оружейные заводы, шахты по добыче железа и меди не только на Урале, но и в Западной Сибири, добывает золото и серебро на Алтае, а также драгоценные и полудрагоценные камни. К концу своей жизни он становится самым богатым в России человеком после царя. (Во Франции его имя известно, так как его внук женился на принцессе Матильде, дочери младшего брата Наполеона Жерома.)

От столетия к столетию промышленность развивается, и когда большевики приходят к власти, они пытаются там создать новую форму социализма: не общество справедливости и гуманизма, а более мощную и влиятельную страну. Урал вновь становится символом прогресса благодаря сочетанию революции и механизации… Тогда, в 1918 году, и состоялась эта «предметная» встреча купцов и промышленников-староверов… Вероятно, под влиянием книги Пескова «Таежные отшельники», где описывается история семьи староверов, обнаруженных в 1978 году геологической экспедицией после сорокалетней жизни в изгнании вдали от мира людей, меня охватило презрение и к природе раскола, и к тем, кто жил в этой схиме. С самого начала путешествия мои мысли были прикованы к этой семье. Я представляла, как, пересекая Сибирь, я буду продвигаться все ближе к тому месту, где проживает последняя выжившая, Агафья Карповна: я жадно искала на карте реку под названием Абакан и обнаружила ее в 300 километрах от Красноярска. Кто-то из группы, кого я поставила в известность, когда поезд там: проезжал, громко крикнул: «Агафья, Даниель приехала!» А в Красноярске меня угостили кедровыми орешками, ее главной пищей. Но я была бы неправа, считая староверов просто непокорными крестьянами, отшельниками, придерживающимися древних обрядов, проживающими архаически в сельской местности и враждебных ко всяким новшествам. Это как квакеры, которые презирали все открытые объекты, металл и даже выбрасывали стеклянные банки вместо того, чтобы наполнять их медом. Даже наши гиды дали нам понять, что раскол на Руси сыграл огромную роль в ее индустриализации. И в самом деле, в России, описанной Максом Вебером, их трезвость и строгость нравов полностью соответствуют духу капитализма. Петр Ковалевский в «Архивах социальных и религиозных наук» пишет: «В промышленном развитии есть причины, которые проистекают непосредственно из социальной структуры раскола. Он вобрал в себя с самого начала наиболее сильные и наиболее активные национальные элементы, которые, несмотря на консерватизм и недоверие ко всем новшествам, умеют к ним приспосабливаться, поскольку здесь речь не идет о вере».