Венец | страница 75
Кроме этой, классовой причины, есть и вторая, личная. Ни один из правителей Руси/России не попробовал долю раба на своей шкуре. Каждый судил со стороны: надо иметь «хороших» рабовладельцев. Как я. «И раб судьбу благословил».
Я уверен, многие из десятков русских правителей говорили себе:
— Да, отменить рабство — хорошо бы. Но… Опасно, несвоевременно. Война, недород, на бал надо собираться, что-то голова болит… Потом как-нибудь.
Во Всеволжске нет рабовладельцев. Поэтому опасность недовольства аристократов я воспринимал… умозрительно.
Да, есть на Руси две тысячи боярских семейств, которые будут недовольны. Да, пара сотен из них пойдёт на вооружённый мятеж. Их надо будет вырезать. В чём проблема? Тех же эрзя Пичая или кыпчаков Башкорда от моих дел погибло больше.
Конечно, есть подробности: как не допустить их объединения, как ослабить возмущение. Это вопрос технологии: она должна быть правильной.
Ещё: отмена рабства вовсе не было экономической проблемой, как во времена Александра II Освободителя. Холопы на «Святой Руси» существенной доли ВВП не производят. Важнее социальные последствия: ослабление боярства, для которого рабы — из важнейших ресурсов.
Но и это не было для меня важно. Никакие логические, политические, экономические, духовные… суждения не имели значения. Я просто отметал любые возражения: будет вот так. С остальным — разберёмся.
По Юнгу: «Человек, который не прошел через ад своих страстей, никогда не преодолеет их».
Я — прошёл. Я — преодолел. И вас заставлю.
Чистый тоталитаризм.
Я нагло, возможно — безосновательно, навязал свою волю восьми миллионам жителей этой страны.
«Так жить нельзя и вы так жить не будете».
— Почему?
— Потому что я так решил.
— Нет! Мы против! Мы будем сражаться!
— Сражайтесь. И сдохните.
Мой собственный опыт, пара месяцев проведённых здесь, в этих подземельях и хоромах, эмоции «орудия говорящего», статус, не наблюдаемый со стороны издалека, но прочувствованный изнутри, не оставляли мне выбора. Абсолютная истина, «Карфаген должен быть разрушен», холопство должно быть уничтожено.
Я всё равно бы пошёл до конца, хоть бы и против всех. «Очертя голову».
Повторю: любые суждения значения не имели, были вторичны, малозначимы. Решающий аргумент: мой личный опыт, мои личные эмоции. Мой «крокодил» выбрал цель, моя «обезьяна» построит к цели дорогу.
«Человек — мера всего сущего». И этот человек здесь — я.
По счастью, позиция Боголюбского была близка моей. Он, исходя из своего понимания христианства, из традиции привлечения вольных людей для заселения Залесья, относился к моим идеям положительно. А поток измен, клятвопреступлений аристократов приводил его в бешенство. Оставлять души христианские во власти предателей, пособников Сатаны — грех.