Общая радикализация в период революции и Гражданской войны привела к коренным изменениям в повседневной жизни советского человека, обусловила, среди прочего, модификацию досуговых моделей и практик. Однако можно утверждать, что в 1917–1921 гг. не произошло качественного скачка в распространении девиантных форм досуга. Имело место лишь некоторое перераспределение времени между различными видами асоциального поведения, упрощение потребляемых ресурсов и изменение городской топографии девиантного досуга.
Удивительно, насколько быстро после Гражданской войны и введения новой экономической политики, несмотря на декларируемую властями борьбу с различными «социальными язвами» и «буржуазными пережитками», городское сообщество вернулось к традиционным видам девиантного досуга — услугам проституток, игорным домам, бегам, алкоголю.
«Не преступно, но некрасиво»: некриминальные виды девиантного досуга горожан
«Кто не знает „Горшка“ — этой пивной знаменитости рабочего района у „Красного треугольника*'! Рабочие окружающих фабрик пропивают здесь свои трудовые гроши, а вожаки Везенбергской шпаны уродуют и калечат загулявших ребят. Отсюда, из „Горшка“, шпана угрожает домпросвету Тимирязева, держит в постоянном страхе клубных работников. Долой „Горшок“! Долой очаг заразы! Заколотить „Горшок“ крепкими гвоздями!»[68] Подобные гневные призывы на страницах ленинградских газет можно было встретить практически ежедневно, что свидетельствует о распространенности девиантных досуговых практик.
Осуждаемые обществом формы отдыха и развлечения в целом ряде случаев были освящены традицией и не носили криминального оттенка. Их доступность в годы новой экономической политики обусловливалась прежде всего финансовыми возможностями потребителя. Однако государство видело в девиантном досуге угрозу идеологического порядка, поэтому усилило агитационно-пропагандистскую борьбу с привычными населению практиками.
«Папа, не пей!»: потребление алкоголя в структуре досуга
Пьянство являлось самой популярной и распространенной формой девиантного досуга ленинградцев 1920-х гг. В этом они ничем не отличались от жителей подавляющего большинства городов страны. Рабочие и нэпманы, чекисты и партработники, милиционеры и бандиты, подростки и женщины — практически не было категории населения, в повседневной жизни которой не находилось места алкоголю. О любви к пьянству написано много. Отметим лишь, что она не являлась сугубо национальной чертой или характерной особенностью именно советского общества. Досуг, связанный с потреблением алкоголя, оказывался доступным, тяжелые условия жизни и отсутствие достойной культурной замены неизбежно притягивали людей к согревающей кровь и душу радости, столь вредной и коварной, но все же любимой и подчас единственной.
