Как и в случае с мужским гомосексуализмом, женский активно развивался в предреволюционный период. Достаточно назвать известных деятельниц культуры, отдававших ему должное: Софию Парнок, Марину Цветаеву, Зинаиду Гиппиус. В 1906 г. опубликована первая в отечественной литературе «лесбийская» повесть «Тридцать три урода», авторство которой принадлежало внучке сенатора В.Н. Зиновьева и сестре петербургского губернатора (с 1903 по 1911 г.) А.Д. Зиновьева, а также жене поэта и философа Вяч. И. Иванова, испытывавшей симпатии к социалистическим идеям, Л.Д. Зиновьевой-Аннибал (1866–1907). Скандал в связи с выходом книги оказался настолько велик, что весь тираж арестовали.
Все же женская лесбийская культура была не настолько сильной, как мужская гомосексуальная. В 1920-е гг. наблюдался определенный рост интереса к ней, в первую очередь со стороны врачей, которые видели в лесбиянках психически больных. При этом, как и в дореволюционный период, они редко подвергались преследованиям, следствием чего стала малочисленность источников по теме.
Лесбийская любовь была распространена в тюрьмах и борделях. Услугами проституток пользовались не только мужчины, но и женщины, переодетые в мужские костюмы. Если юношей, продававших свои тела мужчинам, называли тетками, то девушек, имевших дело с женщинами, — кошками. Старшие проститутки зачастую помогали младшим, за что превращали в своих сексуальных подруг. Раздельное обучение способствовало развитию лесбийской любви в женских средних и высших учебных заведениях.
Революция и Гражданская война вывела на первый план другой тип лесбиянок — мужеподобных воительниц. Именно в этот период часть женщин пошла по пути принятия мужской гендерной идентичности. По замечанию ряда врачей-психиатров, некоторые барышни могли быть вовсе не склонны к лесбиянству, но, захваченные революционной героикой, подобно Надежде Дуровой, меняли имя на мужское, носили мужскую одежду и прическу. Они были далеки от лесбийской субкультуры столицы. Постепенно подобное поведение перерастало во влечение к женщинам. В определенной степени это являлось отражением резкого отхода от патриархального уклада, когда женщина получила возможность избавиться от жесткого контроля ее полового поведения.
Несмотря на распространенность образа коммунистки в кожанке и с папиросой в зубах как символа участия женщины в революционной борьбе, он не слишком согласовывался со взглядом большевиков на женскую эмансипацию. Власть по-прежнему требовала от «слабого пола» исполнения традиционных гендерных ролей жены и матери. Показательны слова народного комиссара здравоохранения Н.А. Семашко о «маскулинизированных» женщинах. По его мнению, они «пренебрегали собственной женской конституцией, предназначенной для функции деторождения»
