Его сообщение было лишь отчасти разочаровывающим: Эйзенхауэр отвергал сепаратную капитуляцию, но зато согласен был практически принять капитуляцию всех немецких вооруженных сил — и восточных, и западных. Тем не менее в завязавшейся дискуссии все, по свидетельству Людде-Нейрата, пришли к согласию объявить неприемлемыми условия, поставленные Эйзенхауэром: «Предоставьте войска восточного фронта русским». Это означало, что они упрямо добивались сепаратной капитуляции на Западе.
Лично для Дёница это была неудача политического маневра, который он начал своими обращениями 1 мая к немецкому народу и к вермахту. На «макиавеллистское» предложение Дёница прекратить войну против англо-американцев, с тем чтобы продолжать ее против русских, Эйзенхауэр — согласно сообщению генерала Кинцеля — ответил, что это «старый нацистский трюк» с целью расколоть западные державы и русских.
Таким образом, партия была окончательно проиграна. Отказ Эйзенхауэра не оставлял больше простора для маневрирования. Приходилось довольствоваться тем, что удалось избежать публичной капитуляции перед русскими. Это было утешением для немецких генералов, которые могли считать, что их побили не русские, а другие. И американцам это льстило.
Было решено тогда послать в Реймс генерала Иодля; ему было разрешено согласиться на капитуляцию только перед западными державами[70]. Он, разумеется, был снабжен всеми необходимыми полномочиями, но не должен был ничего подписывать без окончательного разрешения Дёница. Без сомнения, все еще надеялись, что прогерманские тенденции в окружении Эйзенхауэра в конечном итоге возобладают.
Иодль, прибывший в Реймс 6 мая, имел поручение «объяснить со всей откровенностью Эйзенхауэру [с которым он лично так и не встретился], почему капитуляция германских войск восточного фронта перед русскими является неприемлемой для немцев». Он должен был в особенности убедить его, что если немцы желают сепаратной капитуляции, то потому, что ни один немец, занимающий ответственный пост, не может отдать армии приказ капитулировать перед русскими, а также потому, что, если даже такой приказ будет отдан, солдаты его не выполнят[71].
На первый взгляд это была необычная претензия, учитывая, что вермахт проиграл войну на востоке. Но, по сути дела, это был последний аргумент не только для того, чтобы избежать крайнего унижения немецкой армии, но прежде всего для того, чтобы любыми средствами добиться резкого сокращения линии фронта и оставить дверь открытой для всякого рода политических спекуляций. Немцы никогда не теряли из виду надежды «перекроить союзы», начав с «поворота фронта», что позволило бы им по возможности сохранить свой военный потенциал.
