Родители устали пристраивать Севку на работу и махнули на него рукой. На любой работе он держался не более двух недель.
Теперь Сева клялся, что он устроился работать маляром в сельскую церковь и батюшка послал его в город за краской.
К тётке же Севка забежал просто навестить её, а не застав её дома, в тот же день купил краску и уехал в село.
Батюшка и другие люди, бывающие там, могут подтвердить, что больше он никуда не отлучался. Но следователя интересовал один определённый день – день убийства Самсоновой. И именно в него-то Сева был в подъезде.
Наполеонов уже потирал руки – вот он долго ускользавший от него преступник.
Сам Севка, Севостьян Петрович Гречкин, признаваться ни в чём не желал и нудил одно и то же, мол, я встал на путь исправления.
«Как же, встал он», – думал Наполеонов и на каждом допросе требовал сознаться, куда он запрятал деньги.
– Не брал я никаких денег и никого не трогал, – твердил Севка.
Но следователь был уверен, что дожмёт подозреваемого. Всё, что ему нужно, это время. Так нет же!
К нему в кабинет с утра пораньше вкатился круглый, как колобок, небольшого роста человек в чёрной сутане, представился священником сельской церкви села Приречного отцом Василием и потребовал немедленно освободить его работника Севостьяна Петровича Гречкина.
– Батюшка, вы меня простите, конечно… – начал Наполеонов.
Но священник, несмотря на свой рост, обладавший густым басом, рыкнул:
– Не позволю! Не имеете права людей божьих хватать среди бела дня без всякого повода.
– Да, помилуйте, – взмолился следователь, – отец Василий! Как же это без повода?! У меня вот где, – Наполеонов выразительно постучал ребром ладони по шее, – убийство висит!
– Знать ничего не знаю! – гремел священник. – Освободите Севостьяна Петровича Гречкина немедленно! – Священник изловчился и грохнул по столу следователя кулаком.
– Не могу я его освободить, – упирался Наполеонов.
Тогда отец Василий пригрозил пожаловаться на него начальству. И нет бы жаловался своему небесному начальству. Против этого Наполеонов никаких возражений не имел. Но священник во что бы то ни стало хотел жаловаться непосредственному начальнику следователя.
Наполеонов печёнкой чуял, что отец Василий отобьёт у него своего работника. И останется он опять без подозреваемого.
По нескольку раз в день звонил Наполеонов в агентство, но Морис уверял его, что понятия не имеет, где Мирослава.
«Врёт, как сивый мерин», – думал про себя следователь, но противопоставить словам Миндаугаса ничего не мог.
