– Я не советую вам задавать такие вопросы в присутствии полиции,
Артур посмотрел на меня. Вся его невозмутимость исчезла, и на лице его появилось холодное отталкивающее выражение.
– Ронни Шелдон был моим самым лучшим другом, – выразительно сказал он.
«Самым лучшим другом!» Дурак! Ронни не любил его, Самовлюбленный лицемер!
– Ронни был и моим другом.
– Я знаю об этом. Хочешь, я могу посоветовать…
– Нет, не нужно. Мы сами найдем адвоката, достойного доверия.
Артур Фридлянд пожал плечами, дав понять, что он умывает руки.
– Вы меня извините, господа. Я уже не нужен. Моя жена будет беспокоиться. Разрешите уйти.
Артур вышел из комнаты. Я не хотел его больше видеть.
В комнате повисла напряженная тишина. Наконец Трант приподнялся.
– Пойдем, – просто сказал он,
Билл заморгал глазами,
– Вы меня арестуете?
– К сожалению, да.
– Я должен переодеться?
– Конечно.
Билл вошел в спальню и позвал Сильвию:
– Ты не можешь мне помочь? Собери мои вещи. Мы остались с Трантом вдвоем. Он неожиданно улыбнулся.
– Все это мне очень неприятно, – сказал он.
– Как это трогательно, – съязвил я.
– Я понимаю ваши чувства…
– В самом деле?
– Да, понимаю. Судьба к вам не особенно благосклонна.
По его лицу я понял, что он имеет в виду не только Билла. Я снова почувствовал к нему ненависть. Мало ему полицейского мундира, он еще рядится ангелом-хранителем.
– Как вы считаете, – сказал я, едва сдерживаясь, – могу ли я относится равнодушно к тому, что вы арестовываете моего сына? Невиновного?
– Если бы я мог думать, что он невиновен, я не арестовывал бы его, – ответил Трант.
– Конечно, вы никогда не ошибаетесь!
– Ошибаюсь, но не в этом случае. Но я не могу требовать от вас, чтобы вы смотрели на дело моими глазами.
– Конечно, нет. Мы живем в свободной стране, каждый верит в свое. Отец может верить, что его сын не виноват.
– Я знаю очень хорошего защитника. Хотите, я позвоню ему?
Он говорил так тихо, что я даже усомнился, не ослышался ли.
– Я могу сейчас созвониться с ним, – продолжал Трант. – Я уже говорил об этом с вашим братом. Он считает, что это хорошо.
Я вспылил:
– Больше всего на свете ненавижу милосердных полицейских. Занимайтесь уж лучше своей работой. Вы сами ее выбрали, и она доставляет вам удовольствие.
– Удовольствие? Вы считаете это удовольствием? Я прошу, разрешите мне позвонить этому адвокату.
Он говорил совершенно серьезно. Один Бог знает, почему он хотел помочь мне. Трудно было поверить, но после этой дикой ночи меня ничто не могло удивить. Ненависть и страх не уменьшились, но острота восприятия притупилась.
