В годы войны Бразийяк своим пером выдавал и обличал участников движения Сопротивления, жаждая их истребления. По этой причине в 1945 году он был отдан под суд и приговорен к смертной казни.
Он был не одинок. После войны около 170 000 французских граждан предстали перед судом по обвинению в пособничестве нацистам и коллаборационизме. Пятьдесят тысяч из них были пожизненно лишены гражданских прав, а круглым счетом 800 человек — казнены. Еще десятки тысяч были убиты незаконно: их линчевала толпа или приговорили к смерти фальшивые суды. Свыше десяти тысяч женщин понесли наказание за так называемый collaboration horizontale[46] — им обрили голову и подвергли публичному унижению.
Однако смертный приговор Роберу Бразийяку вызвал бурное возмущение. Протестовала значительная часть литературной Франции, даже антифашисты. Писатель и участник движения Сопротивления Франсуа Мориак посетил генерала де Голля и попросил отменить этот приговор политическому противнику — речь-то шла как-никак о свободе слова, — и де Голль согласился. Кроме того, Франсуа Мориак был инициатором открытого письма с требованием помиловать Бразийяка, которое подписали, в частности, Поль Валери, Поль Клодель, Колетт, Альбер Камю и Жан Кокто, тогда как Симона де Бовуар, Жан-Поль Сартр, Пабло Пикассо и Андре Жид подписывать отказались.
Движение Сопротивления считало, что Робер Бразийяк предавал людей именно своим пером и что его смерть станет символом смерти фашизма. Несмотря на прежнее обещание, де Голль уступил их нажиму и снова изменил приговор. В феврале 1945 года Бразийяка расстреляли. Морис Бардеш погрузился в безутешную скорбь.
Лишь теперь, спустя два года, он приходит в себя и возвращается в мир, пишет две книги, протестуя против того, что называет фальшью времени, против демократии и лицемерия вокруг l’épuration, то есть чистки, против неправомерных наказаний за якобы преступления. Он едва не пропал, но восстает в новом обличье, как политический зверь: «Я — фашистский писатель».
Едва только выходит первая книга о движении Сопротивления и военных трибуналах, «Письмо Франсуа Мориаку», он приступает к работе над следующей.
Морис Бардеш сам себя не узнает. Собственная страна чужда ему и столь же чужда ее история. Ненависть завладела правосудием и выбила его из равновесия, ненависть стала новой богиней современности. Он чует ее повсюду, ненависть к проигравшим. Не то чтобы он питал особую симпатию к Германии или к немцам, заявляет Бардеш. И любит он не немецкий народ, даже не национал-социализм, но храбрость, лояльность и боевое братство.
