1947. Год, в который все началось | страница 55
Я знаю, что Дьёрдь Феньё обладал прекрасной музыкальной памятью, что мог, один раз услышав мелодию, сразу же сыграть ее с подходящим аккомпанементом на фортепиано. Знаю, что он играл до-мажорную Sonata facile Моцарта. Знаю, что бабушка Лилли любила, когда он играл «Танго» (опус 165) Исаака Альбениса. Вот и все.
Воспоминания просачиваются сквозь поколения. Сталактиты утрат.
Их сын, мой папа, родился в июне 1936-го. Я представляю себе еще два светлых года в короткой жизни Дьёрдя Феньё, пока не настал конец его работе на гудронно-асфальтовой фабрике в Будапеште. По новому закону евреи не имели права владеть фабриками, поэтому у его дяди фабрику отобрали, а сам он стал безработным. Какое-то время пытался зарабатывать фотографией. Не вышло. Поехал искать работу в Париж. Не вышло.
Когда в сентябре 1939 года началась война, он с превеликим трудом сумел добраться из Парижа в нейтральный Лиссабон. Получил работу в Южной Америке, но вид на жительство выдали только ему — ни жене, ни сыну не выдали, — так что он никуда не поехал. Вернулся в Будапешт пароходом, с деревянным ящиком, полным апельсинов. Сколько фруктов, обернутых папиросной бумагой, пахших солнцем и свежей сладостью, сиявших оранжевым у него на коленях, да?
Он вернулся домой, чтобы умереть.
Несколько месяцев 1940-го и 1941-го он провел на принудительных работах для венгерской фашистской армии. Но опять вернулся домой, в Будапешт, к Лилли, к сыну и к своей матери Амалии Вейцнер. Осенью 1942 года его забрали в третий и последний раз.
Я не хочу писать об этом. Стою под дождем, под смертью, слова призывают смерть, и смерть призывает мои слова. Сиротство моего папы — вот что звучит в дожде.
Антиеврейские законы в Венгрии лишают евреев возможности служить в регулярной армии. Поэтому были созданы спецбатальоны для политически инакомыслящих и евреев.
Моему папе было всего шесть лет. В то утро, когда пришла третья повестка на принудительные работы, он, к своему удивлению, обнаружил, что все встали раньше его. Отец, Дьёрдь Феньё, сидел на диване, облокотясь на колени и подперев голову руками. Мальчик спросил, не поедут ли они на Дунай купаться или кататься на лодке. Ответ был «нет».
Дьёрдя Феньё, которому только что исполнилось тридцать пять, в ноябре 1942 года отправили в Надькату, в сборный лагерь, с узелком, в котором было теплое белье, цветные очки для защиты от слепящего снега и немного харчей. Грязный лагерь окружала колючая проволока. Страх поселился в бараках, и вполне оправданно. Можно назвать этих призывников узниками, а можно и рабами.