Комиссия собирается 16 июня. Ее встречают листовками, памфлетами и газетными статьями — полное неприятие. Верховный муфтий и Высший мусульманский совет направляют Генеральному секретарю ООН телеграмму с официальным уведомлением, что палестинцы сотрудничать не станут.
В газетах напечатано заявление, черным по белому, совершенно недвусмысленно: Палестина принадлежит арабам по самоочевидному естественному праву. Не требуется никакой комиссии ООН, нужно лишь признать этот факт. Если данное заявление останется непонятым, будет объявлена всеобщая забастовка. Все предприятия, кафе, кинотеатры, школы, автобусы, такси и поезда прекратят работу. Ни одному человеку или группе не дозволено давать информацию комиссии ООН. Арабам запрещено писать в комиссию или участвовать в публичных или тайных ее заседаниях. Высший мусульманский совет завершает свое обращение к населению шестым — и последним — пунктом: все протесты должны происходить с большим уважением и в гармонии с арабскими традициями и национальным достоинством.
В 13:30 этого второго дня пребывания в Палестине председатель комиссии ООН Эмиль Сандстрём выступает по радио. Он подчеркивает, что комиссия не имеет никаких предвзятых мнений, ничто не определено заранее, участники готовы без предубеждения принять к сведению любые точки зрения и что он лично желает только сотрудничества с палестинским руководством. Комиссия будет рада всем, кто захочет написать, дать информацию или иным способом завязать с нею контакт. Передача ведется по-английски, и ее можно услышать по всей Палестине. Но кто слушает?
Париж
Симона де Бовуар называет Нельсона Альгрена Крокодилом за его веселую зубастую улыбку, а он ее — Французской Лягушкой.
Двадцать четвертого июня де Бовуар покидает свою сельскую идиллию под Версалем и возвращается в Париж. Ночи она проводит во хмелю в случайных клубах, которые зовет пещерами; интеллектуалы следуют там негласной, но установившейся привычке: ровно в одиннадцать подходят на некой особенной улице к некой двери, за которой обыкновенно расположено кафе. Ночью будничная реальность преображается в нечто секретное, почти незаконное. За деревянными дверьми, которые открывают мистические женщины, прячутся лестницы, ведущие в погребки с красными коврами, глубокими креслами, джазовой музыкой, баром, фортепиано. Художники из Сен-Жермен-де-Пре танцуют и все больше пьянеют. Многие зримо заявляют о своих политических взглядах нарукавными повязками, атмосфера зачастую мало-помалу накаляется, и часам к трем фашисты начинают драку с коммунистами, а их девушки между тем зевают. Другие же блюют в углу или засыпают прямо на полу. Когда коммунисты уходят, битву продолжают экзистенциалисты.
