«Мы очень и очень хотим избежать серьезного разлада между британцами и арабами в ООН, — отмечают англичане после беседы с арабскими лидерами. В особенности решающую роль играют лидеры палестинцев. — Верховный муфтий может отреагировать весьма резко».
Кроме того, британцы уже дали отрицательный ответ на особый запрос президента Трумэна о том, чтобы пропустить в Палестину 100 000 евреев.
Ответ сионистам из Еврейского агентства, стало быть, тоже «нет». Не более 1500 переселенцев в месяц, и точка. Палестинская проблема ставится перед ООН как взведенная мина, британцы же осторожно выжидают и хотят сохранить с арабами по возможности самые добрые отношения. Есть ли тут связь с импортом нефти? Top secret[19], как уже сказано.
Ансбах, Южная Германия,
американская зона
Мальчику Йосефу надо сделать выбор между знакомым и неведомым. Он может выбрать себе будущее, устроенное в соответствии с антирелигиозным сионизмом, будущее с новыми коллективными идеями, где его сиротство есть норма, более того — самоочевидность. Или совсем другое: будущее возвращения. К прежнему имени, прежнему языку, прежнему сумраку в прежних комнатах, своего рода одиночество в стране, которая превращается в коммунистическую диктатуру. Ему десять лет, и он должен принять решение.
Впоследствии он будет вспоминать это решение с бессильной печалью. Если бы десятилетний ребенок знал то, что знает взрослый мужчина, выбор, возможно, стал бы иным. Но сейчас 1947 год, и мальчик думает о вкусных венгерских колбасках, привезенных матерью.
Он выбирает Будапешт.
Думает, что выбирает родину, поскольку рос в Будапеште. Но выбирает враждебную страну, поскольку Венгрия — страна, чье население хотело убить его. Его товарищи в сионистском лагере в Штрюте продолжают посещать уроки древнееврейского и физкультуры. Часть их вскоре получит фальшивые визы. Всего через три месяца их отвезут во французский порт Сет, а там они поднимутся на борт парохода «Эксодус», сиречь «Исход».
Берлин
Есть такое место, что расположено между вчера и завтра. Там легко заблудиться. Пустырь без укромных уголков, полный молодых немцев моложе двадцати пяти лет. Нацистская система — это все, что им знакомо. Теперь ее больше нет. Что остается? Пустота. Вот там-то у них, кажется, место сбора, там они, неуверенные, в сомнениях, хотят задержаться.
Они находятся между вчера, при Гитлере, когда им «было не так уж и плохо», и завтра, которое, пожалуй, может оказаться иным, глядишь, и получше. Но никаких гарантий нет.
