– А ты как думаешь?
– За дозой, значит, – сказал Саймон. – Ты ей дал?
– У нее не было денег.
– То есть не дал?
– Я благотворительностью не занимаюсь, – ответил Рокко.
– И что потом?
– Потом она ушла, братан. А затем вдруг я узнаю, что Аарона убили.
– Ты думаешь, это сделала Пейдж?
– Я бы, скорее, поставил на «Фиделей», – сказал он. – Но не исключено, что его замочила Пейдж. А может, и ты, братан. И может, и Лютер так думал. Когда Пейдж пришла, там был и Лютер. Подумай об этом. Вот, скажем, я отец. Если какой-нибудь фраер тронет мою дочь, как Аарон твою, я захочу отомстить. Так что, может быть, это твоих рук дело.
– Что моих рук дело?
– Ну, может, это ты убил Аарона. А теперь ищешь дочку, чтобы выручить ее из беды.
– Нет, это не моих рук дело, – сказал Саймон.
Но в душе он жалел, что это сделал не он. Рокко был прав. Если кто-то обидит твою дочь, ты как отец обязан ответить, не важно как. А Саймон этого не сделал. Он бросил Пейдж бесполезную соломинку, вместо того чтобы поступить так, как должен поступать мужчина.
Пойти на все, лишь бы выручить своего ребенка из беды.
Защитить и спасти ее.
Хорошим же он оказался отцом.
– Скорей всего, она где-нибудь поблизости прячется, – сказал Рокко. – Ты уж поищи ее, братан, попытка не пытка, отговаривать не буду. Но она у тебя наркоманка. Даже если найдешь, ничего хорошего не будет.
Корнелиус привел его обратно к себе домой. Саймон закрыл за собой дверь, сунул руку в карман и достал пистолет.
– Держи, – сказал он, протягивая оружие Корнелиусу.
– Оставь себе.
– Ты уверен?
– Уверен, – ответил Корнелиус.
– Думаешь, Рокко сможет ее найти?
– За такие-то деньги?
Саймон в конце концов сделал Рокко простое предложение: найти Пейдж и получить 50 000 долларов.
– Да, – ответил сам себе Корнелиус. – Если она еще где-то здесь, обязательно найдет.
В дверь кто-то постучал.
– Спрячь пистолет в карман, – прошептал Корнелиус и громко спросил: – Кто там?
– Это Лиззи, мистер Корнелиус, – послышался за дверью голосок немолодой уже дамы, которая говорила с русским или польским, в общем, с каким-то восточноевропейским акцентом.
Корнелиус открыл дверь. Голос соответствовал его обладательнице: перед ними стояла совсем маленькая старушка. Одета в какую-то странную белую рубаху, длинную и струящуюся складками, такие рубахи обычно надевают, когда ложатся спать. Неприбранные седые волосы свободно падали ей на спину. Казалось, эти волосы развеваются от легкого ветерка, хотя здесь никакого ветерка не было и в помине.
