Убегай! | страница 70



– Что-что?

Фагбенл закатил глаза.

– Где ты в это время был?

– А-а… в подвале. У Рокко.

– Тогда почему мы обнаружили тебя в каком-то переулке, где ты прятался, в двух кварталах от этого места?

Лютер словно онемел, тупо глядя в пространство.

– А-а-а… я просто побежал. Вот от него.

– И спрятался в переулке, когда полиция стала тебя разыскивать?

– Эй! Я просто не люблю копов, вот и все.

– Отлично. Спасибо, Лютер, ты подтвердил, что находился в том месте, где была стрельба. Это очень поможет нам разобраться в деле.

– Я ни в кого не стрелял. Вы ничего не докажете.

– У тебя есть пистолет, Лютер?

– Нет.

– И ты никогда не стрелял?

– Из пистолета? – В глазах его мелькнула хитрая искорка. – Ну, может быть, было разок… много лет назад.

– Черт возьми, Лютер, ты что, телевизор не смотришь?

– Что?

– Сериалы про полицейских?

Лютер, казалось, совсем растерялся.

– Там часто показывают, как какой-нибудь идиот-преступник говорит: «Да я пистолета в руках никогда не держал», ну вот прямо как ты сейчас, а потом коп заявляет, что они провели экспертизу остаточного порохового следа – тебе это ни о чем не говорит, Лютер? – и обнаружили этот след, обычно он бывает в виде частичек пороха на руках и одежде этого идиота-преступника.

Лютер побелел как полотно.

– И видишь ли, поскольку у них все это имеется, у копов, то есть у меня, значит есть и железные доказательства, чтобы упечь тебя за решетку. У нас есть свидетели, у нас есть остаточный пороховой след, то есть научно доказано, что наш идиот-преступник врет. В общем, допрыгался. Обычно он признается и идет на сделку со следствием.

Лютер откинулся на спинку кровати и заморгал.

– Ну как, может, желаешь сообщить, зачем ты это сделал?

– Я этого не делал.

Фагбенл вздохнул:

– Господи, как же ты нам уже надоел.

– А его почему не спросите зачем? – сказал Лютер.

– Виноват?

Лютер указал подбородком в сторону Саймона:

– Его спросите.

Саймон тяжело задышал. С тех пор как он вошел в эту палату, его как будто заклинило, но теперь вдруг все это обрушилось на него. Ингрид, женщина, которую он любит больше жизни, лежит рядом, в этом же здании, она при смерти и отчаянно цепляется за жизнь – и все из-за этого куска дерьма. Сам не понимая, что делает, Саймон шагнул к койке, подняв руки, чтобы задушить эту бесполезную дрянь, ничтожество, никчемного говнюка, который пытался убить Ингрид, чудесного, полного жизни человека.

Фагбенл протянул руку, желая усмирить Саймона, и это была скорее психологическая, нежели физическая преграда. Он поймал взгляд Саймона и покачал головой, в глазах его было не только понимание, но и твердый запрет.