Я кивнул головой, продолжая все еще с тревогой следить за своим собеседником. ГРУ — чего им надо? КГБ — было понятно. Но Главное разведывательное управление Генерального штаба — это что-то новое для меня. ГРУ контрразведки не имеет, работает за рубежом. Будь начеку, дружище, не козни ли это Ивана Дмитриевича? Что-то он не дает о себе знать.
— Мы хотим привлечь вас к работе в военной разведке, — лаконично сделал он мне предложение. Откровенно, оно застало меня врасплох. Я мог ожидать чего угодно, но такого предложения…
— А разве у нас на телевидении намечается война и надо добывать военную информацию? — спросил я с сарказмом.
Но майор и ухом не повел на мой издевательский вопрос.
— Мы не занимаемся отлавливанием внутренних врагов. ГРУ ведет зарубежную разведку. Наш противник там, — неопределенно ткнул он пальцем за плечо.
— Но я же засвеченный, — пытался возразить я майору. — Два-три раза в месяц я торчу на телевизионном экране.
— Это как раз то, что нам надо. Нам нужен популярный человек, которого бы принимали за журналиста, а не за разведчика.
— Вы, наверно, не знаете, что меня дешифровали, когда я готовился на нелегальную работу. ПГУ меня исключило.
— Знаем! Никто вас не дешифровал. Жена ваша никому ничего не рассказывала. Хозяйка записала на магнитофон ваш разговор с женой, когда вы возвратились из Москвы. Она агент КГБ. А ваш бывший шеф написал липу, он не хотел вас готовить для работы, испугался ответственности. Было служебное расследование — все выяснилось.
«Так вот почему Иван Дмитриевич ничего против меня не предпринимал. Ему самому было тошно, не до меня. Выходит, я верно его просчитал — он испугался».
— Как это будет выглядеть конкретно?
— Трех дней вам хватит?
— Для чего?
— Для расчета и сборов. Мы пошлем вас в Военно-дипломатическую академию на ускоренный курс, соответствующий факультет. У вас будет другое имя, позывной «Роджер» сохраним.
* * *
Я исчез из Молдавии тихо и быстро. На телевидении лишь один Тимуш знал, почему я увольняюсь. Он приказал рассчитать меня за один день. Я был ему благодарен за все, а главное — за то, что я стал настоящим журналистом. Это он меня гонял каждый раз по моим сценариям, заставляя думать и мыслить не словами, а конкретными картинами, которые надо уметь описывать. «Телевидение не терпит пустоты, — утверждал он истину. — Все, что ты хочешь сказать телезрителям, ты должен им показать. А обращаться к ним надо так, чтобы они не сумели тебе возразить. Вот ты пишешь: Если вы хотите приобщиться…
