Откровения секретного агента | страница 6
Это была катастрофа, провал, разведка стала призрачной мечтой. Но председатель партийной комиссии, видимо, хорошо знал старую комсомолочку, и я подозреваю, что мои шефы из КГБ подстраховали мой прием в партию. Приняли при одном воздержавшемся. Сам секретарь райкома поздравил меня. Поэтому спрашивать профессора, что же будет после коммунизма, я не рискнул.
Одним словом, перед экзаменом взял я чужие шпаргалки, набил ими карманы, вложил в рукав перечень вопросов и пошел, как Матросов на амбразуру с пулеметом. Как правило, комиссия на госэкзаменах старается не замечать, когда мы бессовестно переписываем шпаргалки на чистые экзаменационные листы. Нам крупно повезло, что на госэкзаменах не присутствовала какая-нибудь старая комсомолка или секретарь парткома — классический дуб и тупица, но при высокой партийной должности. В общем, сдал я этот экзамен и даже сумел без запинки дать определение «научному коммунизму». И именно в тот день, когда я получил наконец свой желанный темно-синий, а не красный, диплом, в коридоре меня поджидала моя судьба — Иван Дмитриевич.
— Поздравляю! — сказал он со своей гадючьей ухмылкой и протянул мне свою жилистую ладонь. — Слушал за дверью, как ты с марксизмом управлялся. Восхищен! Неужели ты все это так хорошо выучил?
— Уж не думаете ли вы, что я до такой степени обнаглел, что на госэкзамены пришел со шпаргалкой? — парировал я и таким образом впервые солгал КГБ.
— Слышал, ты женился? — проявил он свою профессиональную информированность.
— Да, был такой грех! — засмеялся я, понимая, что и этот вопрос мне задан неспроста.
— Пойдем где-нибудь пообедаем, — предложил он и, не дожидаясь моего согласия, пошел вперед.
Заказывал Иван Дмитриевич довольно щедро. Я мысленно прикинул, что обед нам обойдется примерно в две моих стипендии. Чекист был словоохотлив, чему-то радовался, настроение было явно превосходным, и хотя подчеркнул, что радуется моим успехам и окончанию учебы, я ему не поверил. Он врал, это я определил по каким-то неуловимым признакам в его поведении. Может быть, во мне уже проснулся инстинкт разведчика? Эта мысль наполнила меня гордостью и придала уверенности. Наивный червяк!
— А почему нет Глеба Константиновича? — спросил я без всякой задней мысли.
— А зачем он тебе? Что, со мной неинтересно? Он старый отживший сапог, — коньяк явно шибанул ему в голову. — Сейчас наше время, время молодых: мое, твое, и нечего им путаться у нас под ногами и учить нас, более способных и талантливых. Он опыт передавал! — с презрением произнес Иван Дмитриевич. — Какой опыт? Во время войны работал в тылу у немцев, брал языка, добывал оперативную информацию. Но ведь этот опыт сейчас никому не нужен.