— Надо ехать? — каким-то бесцветным тоном спросил он.
— Надо! Супруга ваша пусть останется, а вы полетите. — Я видел, как он встревожился, наверное, очень любил свою мать, и весть, которую я ему привез, воспринял за чистую монету. Да, жестоко таким образом выманивать из-за границы нашего советского офицера. Придумал Визгун иезуитский метод. Меня послал, чтобы вообще не вызвать подозрений, мол, дело рядовое, простое — молодого парня за тобой, капитан первого ранга, послали. Так что давай быстрей в самолет!
А что, собственно, произошло? Ну, трахнул арабку. А что он будет рассказывать своим друзьям, когда вернется?
Спросят обязательно: ты там не попробовал арабку? Какие они? Такие же, как наши бабы? Или что-то особенное. Все-таки экзотика.
Собрался он быстро, мы заехали в порт. Вышла за проходную жена. Ничего особенного, серенькая, наверное, женился, когда пришел из плавания. Там ведь невесты котируются по верхней планке, все же Север. Они и едут туда, чтобы подыскать себе подходящего мужа. На каждую бабу пять моряков.
Примерно с час мы молчали. Марков ехал с закрытыми глазами и, казалось, дремал. Потом он повернулся ко мне, внимательно поглядел и промолвил глухо:
— Послушай! Я все понимаю. Дело не в матери. Но вы придумали ловкий ход с женой — это убедительно. Поэтому я тебя очень прошу, будь человеком, нарушь приказ, скажи мне правду. У меня сердце останавливается при мысли, что могу потерять мать. Это единственный близкий мне и родной человек. Жена для меня ничего не значит: надел хомут и буду тащить его до гробовой доски. А мать! Скажи правду. Я понимаю, ты из ГРУ, ты не скажешь. Но мне, если бы ты знал, как тяжело!
И тут я сделал то, что могло для меня кончиться плачевно, может быть, трагически. Я мог сорвать весь замысел эвакуации Маркова. Но я проявил себя человеком. Может быть, оттого, что я отдал Визгуну на растерзание американца и мне как-то хотелось очиститься. Я остановил машину, посмотрел внимательно в глаза Маркову и сказал:
— Ваша мать жива и здорова!
Марков глядел на меня, и глаза его оживали, в них появился блеск, легкая улыбка тронула его губы. Он покачал головой.
— Спасибо! Дорогой ты мой! — воскликнул он взволнованно, схватив мою руку. Пожатие у него было сильным. — Все остальное мне не страшно: армия, партия — не умру. И не беспокойся, я никому, ничего. Будь спокоен!
Я привез его прямо к трапу самолета, передал билет, и в эту минуту подскочил на «форде» Визгун. Он поднялся по трапу следом за Марковым и скрылся в проеме. Через пару минут вышел, и дверь закрылась. Визгун прошел к своей машине, бросив на ходу:
