В предыдущие годы народ Камарга полностью разделял их энтузиазм. Но в этом году по непонятным причинам речи послов не встречали таким количеством аплодисментов, как прежде. Хотя заметили это немногие. Лишь Хоукмун и Иссельда обнаружили это; происходящее их не раздосадовало, но вызвало глубокое изумление.
Наиболее цветисто из всех выступлений на древней арене для боя быков Эг-Морта звучали речи Лонсона, принца Шкарлана, кузена королевы Фланы и представителя Гранбретани. Лонсон был молод и горячо поддерживал политику королевы. Ему едва исполнилось семнадцать, когда состоялась битва за Лондру, лишившая его нацию всей злобной силы, и Хоукмун не вызывал у него ни малейшего негодования – напротив, принц считал герцога Кёльнского спасителем, вернувшим мир и здравый смысл его безумной родине. Принц Лонсон в своей речи выражал восхищение новым лордом-хранителем Камарга. Он перечислил великие подвиги той битвы, великие достижения воли и самодисциплины, стратегии и дипломатии, благодаря которым, как он сказал, будущие поколения сохранят память о Дориане Хоукмуне. Ведь Хоукмун не просто спас весь континент Европы – он спас Темную Империю от себя самой.
Сидя, по традиции, в ложе с иноземными гостями, Дориан Хоукмун слушал эту речь со смущением, надеясь, что она скоро закончится. На нем красовался церемониальный доспех, такой же пышный, сколь и неудобный, и у него страшно зудела шея. Было бы невежливо во время речи принца Лонсона снимать шлем, чтобы почесаться. Хоукмун смотрел на народ, сидевший на гранитных ступенях амфитеатра и на траве вокруг арены. Хотя большинство с одобрением слушало слова принца Лонсона, некоторые переговаривались и глядели хмуро. Один старик, в котором Хоукмун узнал бывшего стража, много раз сражавшегося бок о бок с графом Брассом, даже плюнул в пыль арены, когда принц Лонсон заговорил о беспримерной верности Дориана Хоукмуна своим товарищам.
Иссельда тоже заметила это, она нахмурилась, поглядела на Хоукмуна, убеждаясь, что он видел. Их взгляды встретились. Дориан Хоукмун пожал плечами и чуть улыбнулся. Она улыбнулась в ответ, но всё же ее лицо больше не было безмятежным.
Речь наконец-то закончилась, народ поаплодировал и начал уходить с арены, потому что уже собирались запускать первого быка, чтобы первый тореадор попытался сорвать разноцветные ленты, привязанные к рогам животного (ибо не в традициях камаргского народа демонстрировать удаль, убивая животных, – одну лишь ловкость противопоставляли они на арене воплощенной сопящей ярости).
