М.В. Лентовский | страница 18



В те времена и по тем понятиям, находили:

– И щелкнуть, но и обласкать умеет!

XI

Если вы старый москвич, не выплывает ли у вас, при этих воспоминаниях, из тумана прошлого пара гнедых, старомодные огромные сани, с высокой спинкой, старик с падающими на грудь длиннейшими, «полицейскими», усами с подусниками:

– Николай Ильич Огарев![118]

Без «полицеймейстера Огарева» картина той, легендарной, Москвы была бы не полна. Никакой бы картины не было!

Своего легендарного полицеймейстера любила та, легендарная, Москва.

Огарев не брал взяток.

Что?

Чтоб какой-нибудь трактирщик смел ему предложить:

– Благодарность-с!!!

Н.И. Огарев ездил почти каждый день завтракать в «Эрмитаж». «Эрмитаж» до сих пор хранит память о нем: делает «бифштекс по-огаревски».

Съедал «директорский завтрак», выпивал полбутылки шампанского. И всегда платил.

– Получи!

Давал десять рублей.

Половой шел в буфет и приносил сдачу: восемь трехрублевых и одну рублевую бумажку.

Н.И. Огарев давал рублевую бумажку на чай, остальную сдачу, «по барски, конечно, не считая», клал в карман и уходил.

Половой низко кланялся ему вслед.

Но чтоб взятку взять?!

Так благородно… все делалось.

И Москва только добродушно посмеивалась:

– Хороший старик!

Вы помните Петра Ивановича Кичеева?[119]

Одного из талантливейших театральных критиков? Глубокого и просвещенного знатока искусства. Горького и трагического неудачника в жизни.

Вся жизнь его была надломлена.

В ранней молодости с ним случился трагический водевиль[120]: желая убить одного обидчика и негодяя, он по ошибке убил другого, ни в чем не повинного человека. Который ему ничего не сделал. Которого он не знал. Которого раньше никогда не видел. Это было фатальное сходство лиц, которое встречается только в оперетке «Жирофле-Жирофля» [121] да в жизни.

Этот ужас навсегда искалечил бедного Кичеева. Сделал его больным, издерганным, часто ненормальным.

Кичеев искал «забвения». И страдал тем же, что составляло несчастие многих талантливых русских людей. В Москве – в особенности.

И в таком виде Кичеев бывал «нехорош».

Однажды в театре, во время антракта, в буфете кто-то при нем сказал:

– Какое безобразие! На первом представлении, в генерал-губернаторской ложе, сидит кто? Пойманный, изобличенный шулер! Сенатор такой-то!

Сенатор был, действительно, шулер. И действительно, пойманный и изобличенный в Петербурге. В Москве он был проездом. В это время раздался звонок. Начало акта. В коридоре собеседник даже указал:

– Вон он! С каким важным видом идет!