Мы подъехали к высоченному забору из брёвен в три обхвата и стража, разглядев и узнав Забаву ещё издали, открыла ворота.
Уже солнце клонилось к закату и, как только мы въехали, ворота за нами закрыли.
Забава спешилась, соскочил (научился, однако) и я с коника своего.
Забава передала поводья стражнику и, взглянув на меня, спросила — Принц, отдохнешь с дороги или сразу пойдёшь на приём к дяде?
— Я думал, мы жданные гости.
— Да ждали они нас, ждали..
Она не договаривала.
— Пожалуй, что права ты Забава: в баньку, да отужинать, да выспаться как следоват; а уж завтра тогда и на приёмы.
Забава улыбнулась — Вот и славно.
Царский дворец, бревенчатый с башенками, состоял из нескольких хором: царская изба была самая большая, с высоким крыльцом да с перилами, да с верандой крытой по всему периметру, да с крышей двускатной, да с петушком на коньке крыши.
А петушок то, я присмотрелся, не деревянный, а живой, всё вертится, да по сторонам всё высматривает — стережёт царский покой.
— Серко, стражник в конюшню уведёт, отдай ему поводья.
Я передал повод стражнику, ведущему жеребца Забавы — А где конюшня?
— Да вон она — Забава махнула рукой куда-то вправо — я глянул и увидел обширный сарай с проёмом без дверей.
Забава подошла к гостевому домику: красивый, весь резной да писаный, как тульский пряник, будто игрушечный.
На невысоком крылечке стояла женщина в расшитом рунами сарафане: русоволосая, с косой до пояса, зелёные глаза, чернобровая, с губами чувственными и сочными, но, уже в возрасте — на шее и в уголках глаз разбегались лучиками морщинки.
— Здравствуй, Людмила — женщина улыбнулась и качнула головой — принимай гостя дорогого, да поухаживай за ним, а я пойду к дяде, отчитаюсь.
— У ж не Русланова ль Людмила? — спросил я, ни к кому не обращаясь.
— Она самая и есть — ответила Людмила, спускаясь с крыльца.
— А где же Руслан?
Ответила Забава, уже идущая к царской избе — Дядя Руслан, при дяде — она обернулась на ходу — они, как два сапога — пара, водой не разольёшь.
Людмила взяла меня под руку — Ну, пойдём принц, в баньке помоешься, попаришься, смоешь дорожную пыль да пот — она сморщила носик и повела им — а то от тебя, как от жеребца несёт.
Банька небольшая, видимо для гостей с дороги, не для утех шаловливых.
Людмила заходить не стала — Там тебя и помоют и веником похлещут. Портки чистые в предбаннике на лавочке лежат, а свои грязные, пыльные да потные оставь здесь; я, опосля, постираю.
— Ну — она высвободила руку и легонько подтолкнула меня — иди уж, неча пялиться на чужую жену — и улыбнулась озорно, скосив вниз глаза — экой любвеобильный то!
