— Почему я? Почему ты?
Наташка тяжело вздохнула — Ром, я знаю об этом ровно столько, сколько знаешь ты, то есть, не знаю ни че го!
— Ну, хорошо, ладно. Мы поедем на лошадях?
— Да.
— А ковра-самолёта нету?
— Ковры-самолёты не из русских народных сказок. В русских сказках есть летучий корабль, но в моём царстве нет этого чуда, то есть, нет этой сказки.
— А чем будет кормить скатерть-самобранка? А у неё срок годности не истёк?
Наташка смотрела на меня и улыбалась, и вдруг помрачнела.
— Наташ, ты чего?
— Я вам в дорогу отлила в скляницы воды, немного, но раза на три хватит. Скляницы с Водой у Забавы.
— Что значит на три? — внутри шевельнулось недоброе предчувствие.
— Если тебя убъют только три раза — Забава тебя оживит. Если убьют четвёртый раз, то навсегда.
Я смотрел на Наташку, но она не улыбалась — Ты чё, серъёзно?
Она покачала головой.
— Но ты даже не переживаешь, хоть бы для виду слезу пустила!
— Рома, я не сплю ночами с первого дня, как ты здесь, я уже много раз мысленно расставалась с тобой и у меня просто не осталось сил на эмоции.
Я взял её руку и потянул к себе. Наташка легла, и я гладил волосы и плечи и через несколько минут она уснула.
Заскрипела дверь, и я проснулся, проснулась и Наташка, и села.
Это была Марья — Принесла одежду тебе, высохла уже. И одеяло высохло. Ужин подавать?
— Я не хочу что-то, а ты? — обратился я к Наташке, надевая трико и футболку.
— Я не хочу, спасибо. Уже темнеет — Наташка смотрела в окно — запали светильники, Марья.
Марья подошла к камину (я, называю камином то, что было похоже на печь, по привычке, но это всё же был не камин) взяла лучину и сунула конец в большой трутовый гриб, который внутри тлел с утра. Лучина загорелась, и она пошла вдоль стен и зажигала фитильки из льна, плавающие в лампадках с маслом, установленных в бронзовых светцах, висящих на стенах.
Я встал — Хоть в баньку сходить что ли, помыться да напарится.
— И то верно — Наташка встала — идём. И ты Марья с нами.
Они мыли меня и хлестали веником, я тёр им спинки и щупал муньки, засовывая пальцы во влагалище и когда возбудился, Марья сама, коснувшись торчащего члена, встала к полку и, выставив жопу, опустила на него голову — В жопу!
Я сжал её бёдра и засунул в жопу и ебал, а Наташка, пристроившись ко мне сзади, тёрлась лобком об мои ягодицы и мяла яйца. Марьины титьки колыхались, и я доставал их, вытянув руку, а голова елозилась по полку. Потом они поменялись местами, и я ебал Наташку в жопу, а Марья, тёрлась пиздою об мою. Хуй стоял и я, поставив Марью раком, ебал в пизду, а Наташка, также тёрлась об мою жопу своей мунькой. Они снова поменялись, и я ебал раком Наташку, а Марья, обхватив меня сзади елозилась по моей спине титьками. Наташка вдруг застонала и стала двигать жопой, насаживаясь, и затихла. Я вытащил из неё хуй и продолжил ебать Марью, и она вскоре застонала и, насаживаясь с силой пиздою, кончила.
