Валера и Георгий, переглянувшись, заулыбались.
— А чё вы? Вы надо мной смеётесь? Я стройная! Плаванием занималась.
На Любахино лицо набежала тень.
Она перестала прыгать и пошла рядом с ними.
— До четырнадцати лет. Я уже по первому разряду плавала. Тренер уже сказал готовиться к сдаче на норматив кмс…
Любаха замолчала.
— Ну и… — спросил Валера.
— Жопа выросла!
Любаха остановилась, повела руками по бёдрам и сморщилась — Фууу! Это наследственное, от мамы! Тренер, как увидел меня после каникул, сразу сказал — Ты можешь ходить на тренировки, но рекордов, с такой жопой (!), не будет!
— Сопротивление! — изрёк Валера.
Любаха сквасила губы — Даа! Я бросила плавание. Разозлилась на тренера, на фигуру, на наследственные признаки, на всё и на всех!
— Начальник! — Любахины глаза лукаво блеснули за линзами очков — А Петю не надо встречать?
— Вообще то, надо.
— А кто поедет?
— Надо к директору идти. Электричка то ночью придёт.
— Ну вы сходите быстренько за грибами и назад. До вечера то всё равно успеете?
Они прошли мимо дома бабы Вари и когда вышли за околицу, Любаха остановилась — Ну вы не теряйтесь там. И не расходитесь. И быстренько. Вы же опытные грибники!
Улыбнулась. Помахала рукой и пошла назад.
Когда углубились в лес, Валера предложил — Чё ходить друг за другом. Так мы ничего не наберём. Разойдёмся?
Георгий, снова ощутивший тоску на сердце, пожал плечами и молча согласился.
Они двинулись дальше, но постепенно уходя друг от друга.
И минут через пять, Георгий, остановившись, и всматриваясь в лес, между берёзами и соснами, не увидел, мелькающую минутой ранее, красную, в клеточку, рубаху Валеры.
Ещё минут семь шёл, углубляясь в лес, и наткнувшись на густые заросли кустов смородины, малины и шиповника, остановился, прислушиваясь.
Ветра не было, день ясный.
Ни шороха, ни поскрипывания.
Тишина.
Он бросил на траву корзинку и обойдя заросли, наткнулся на женские трусы.
Георгий осмотрелся и узнал место, полянку и увидел тропинку.
Он сморщился, как от зубной боли, наклонился и поднял трусы.
Вывернул.
Трусы были чистые.
Он потянул воздух, но трусы пахли травой и прелой горечью опавшей листвы.
Заскрипев зубами и возбуждаясь, бросил трусы на землю, и спустив трико с плавками, встал на колени и дрочил, с закрытыми глазами, и изливаясь, и снова ощутив острую боль в паху, почти возненавидев Аллу, прошептал — Ссукаа!
Открыл глаза.
Трусы, и трава вокруг, заляпаны спермой.
Он улыбнулся, вывернул трусы, и долго, и тщательно обтирал, обмякший член и руки.
