Забыв, что с нею приключилось утром, она медленно и беззвучно выпустила их. Помахав рукой перед носом и вокруг себя, выключила свет, шагнула к двери и замерла. Трусы прилипли к ягодицам, размазывая слизь по ляжкам.
— «Опять, что-ли?»
Раздеваться и идти в туалет было уже поздно. Она сняла плащ и бросила на стол. Достала из ящика стола бумажную салфетку, и задрав подол юбки, и прижав подбородком, раздвинула ноги и потянула трусы вниз, выворачивая.
Жёлтое, с характерным аммиачным запахом, пятно и слизь. Она сунула руку в промежность и провела салфеткой, вытирая жопу. Салфетка промокла, а на ладони осталась слизь. Она взяла ещё одну, но и её не хватило. Подтеревшись третьей, ещё двумя салфетками промокнула трусы и ещё две подложила. Бросив салфетки в урну, и схватив плащ, вышла из кабинета.
Пришла в 14: 45.
Зал гудел, как рой пчёл над улеем.
Увидев свободное место, подошла и села.
Вспомнив, что произошло в кабинете, смутилась, и осторожно потянула носом. Запаха не было. А сознание, шаг за шагом прокручивая плёнку событий дня, и связывая в цепь, вернулось в спальню. Она почти физически ощутила, погрузившийся в жопу член и…
Её теребили за плечо.
Увидев, что все стоят, Дарья, решив, что собрание закончилось, встала и пошла по проходу.
В тишине звонко цокали по мраморной стяжке пола стальные подбойки на каблуках.
Только закрыв дверь, и оказавшись в коридоре, она увидела, что никто не выходит.
Хотела вернуться, но передумала и пошла к себе.
Минут через 12 заглянул Герман и спросил — Что случилось?
— Месячные! — глядя прямо в глаза, ответила она.
Он смутился и закрыл дверь.
* * *
Вечером пришли месячные.
На пять дней раньше.
Придя с работы, и переодевшись, сразу пошла в ванну и помылась под душем.
Закрутив полотенцем голову и накинув халат, зашла к Вениамину.
Он читал «Даурию».
Книги она приносила ему из библиотеки. Выбирала, то, что ей самой казалось интересным.
— Брежнев умер.
Он закивал головой.
— По радио услышал?
Он опять кивнул.
Вспомнив, что хотела постирать трико, сказала — Давай трико, постираю.
Он отложил книгу и стал снимать трико.
Она пошла к себе и сняла покрывало. Пятно подсохло, но желтизна осталась.
Снова зайдя к нему, он сидел в трусах, забрала трико.
Вениамин чувствовал, что Дарья сдерживается. Он понимал, что неприятен ей, и в то же время видел, как она менялась, когда смотрела и ласкала его член. Дожив до сорока, он не имел ни одного контакта с женщиной. Секс с Дарьей для него был из области фантазий. Но, когда фантазия стала реальностью, он вдруг понял, что даже такая женщина, может быть рабой! Рабой своей похоти! И пусть думает в себе, что это она пользует член. Вениамин знал: хуем использует Дарью он!
