Пассажиры стали выскакивать из кают, и с перекошенными, от испуга, лицами, бежали, толкая друг друга и спотыкаясь.
Я услышал, как кто-то, на русском, выкрикнул — Полундра! Тонем! — и тоже побежал.
На верхней палубе людей встречали матросы.
Одного взгляда хватило, чтобы понять: мы напоролись на риф!
Но самое страшное было в другом: лайнер получил пробоину и тонул!
Нижнюю палубу уже скрыло водой, и её уровень повышался, и это было заметно.
Пассажирам давали жилеты и сопровождали к шлюпкам, держась за канаты.
Шлюпки трепало, как флаги на ветру.
Я стал помогать женщинам с детьми, одевая на них жилеты и застёгивая. И когда на палубе осталось с полдюжины матросов и капитан, откуда-то, появилась молодая, лет двадцати трёх, женщина.
Жилетов больше не было, и я отдал ей свой, махнув капитану, мол я хорошо плаваю, в случае чего!
Мы пробирались к правому борту, где трепыхалась шлюпка, а палубу уже покрывала вода.
Шестивесельную шлюпку перевернуло, едва матрос перерубил фалинь!
Я вынырнул, меня тут же накрыло волной, и я пожалел, что отдал свой жилет.
Вынырнув, увидел прямо перед собой весло и вцепился в него!
Меня прибило к борту лайнера, и я вскарабкался, цепляясь за канат, на верхнюю палубу. Волны накатывали одна за другой, но я заметил, что корабль не погружается! Его качало, но глубже он не оседал! И я стал пробираться к рубке (капитана, или рулевого, не знаю). Меня дважды смывало, но я догадался обмотаться канатом. Добравшись до рубки, я увидел, что она не повреждена, и забравшись внутрь, задраил дверь. С водой, по щиколотку, пришлось мириться: ну не вычерпывать же её ладонями, в самом деле! Да и бестолку!
Рубка небольшая, примерно 3х5 м. С трёх сторон были иллюминаторы, а лобовые, даже имели стеклоочиститель!
Немного успокоившись я стал смотреть в иллюминаторы, в надежде, что к лайнеру прибьёт ещё кого-нибудь.
Но через полчаса, стемнело настолько, что я не видел даже ограждение рубки.
Я осмотрел приборную панель. Пощёлкал тумблерами и понажимал кнопки. Ни одна лампочка не загорелась, ни одна стрелка не дрогнула. Крутанул штурвал. Он легко провернулся на несколько оборотов. Только на компасе стрелка подрагивала, указывая "N".
Лайнер раскачивало, волны яростно обрушивались многотонной массой. Судно жутко скрипело и я, с замиранием сердца, прислушивался к этому звуку.
Но раз за разом, скрип повторялся, не меняя тембра, и я решился, наконец, улечься на лежак, у задней стенки рубки.
Я лежал, прислушиваясь к рёву океана и скрипу лайнера и, напрягая слух, пытался расслышать какие-то посторонние звуки: какой-нибудь стук, чего-нибудь о борт, или какие-нибудь удары.
