– Всё равно надо срочно предупредить, чтобы наши были готовы. Он может решиться в любой момент. Если в течение трёх дней не сработает, будем пересматривать ключи, корректировать воздействие. Но, по ощущению, сопротивления нет. Должно сработать, – повторила я.
– Хорошо. Спасибо, Таисия! Я сообщу вам, как только получим результат, – пообещал Кирилл Сергеевич.
Спустя три дня, в течение которых я строчила нескончаемый отчёт по оккультным практикам «Аненербе» и параллельно «прислушивалась» к тому, что происходило на «моём» маленьком участке громадного фронта, Кирилл Сергеевич вызвал меня к себе. Он сиял, как начищенный самовар, и мог уже не утруждать себя произнесением каких-либо речей.
– Получилось?! – воскликнула я, тоже просияв.
Вопреки всякой логике одна из элитных частей вермахта, потрёпанная в боях, но занимавшая ключевые позиции на крепком рубеже, бросила все силы вперёд, почти не оставив техники и людей на линии обороны, но атаковать не успела. Спонтанная попытка безнадёжного и ненужного наступления фактически открыла нашим войскам путь в немецкие тылы.
Не описать той радости и гордости, которые испытываешь, когда твоя хорошо сделанная работа даёт самый лучший результат, на какой только можно было рассчитывать!
Если бы девчонки в эти дни были рядом, я смогла бы разделить с ними радость. Но Женька уже укатила обратно в Куйбышев, а Лида без дальнейших объяснений предупредила меня, что исчезнет на несколько дней.
На следующее утро явился лично товарищ полковник. Он долго и восхищённо жал мне руку и растерянно повторял:
– Вы не представляете, что вы сделали!
Вслушиваясь в каждое слово Левитана, я старалась угадать, что же касается «моего» направления. Можно было спросить начальство напрямую, однако я из чистого ребячества не желала сознаваться, что сама не сумела считать информацию. Вроде бы догадалась, а всё же не уверена, что волнение не сбило меня с толку.
Я тихо ликовала.
Интересно, что параллельно меня не отпускало новое и необычное ощущение – чувство близости с далёким незнакомцем. Теперь только понимаю хорошенько, что происходило. Этому немцу – ему очень плохо было от того, что натворил под влиянием внезапного наваждения, затмения разума, от того, что загубил тысячи вверенных ему людей и загубил при этом оборону стратегически важного плацдарма. Прахом пошли усилия всех, кто спешно сооружал тут линии обороны, прахом пошли надежды вышестоящих закрепиться на рубеже, а впоследствии возможно… Не генерал вермахта, а молодой растерянный мужчина тянулся ко мне, сам того не сознавая, поскольку ближе и роднее ему в тот момент никого не оказалось.
