— Вот так взял и упал! — сказал я, не в силах поверить этому. — Ведь он весит сто пятьдесят фунтов, вы же утверждаете, что взяли и просто так сбросили его со стола.
— Я не сбросила. У него подломились ножки.
— У него нет ножек, — кратко возразил я. — Петли.
— Ну, значит, петли.
Я посмотрел на Джесса, который отвечал не только за радиопередатчик, но и за устройство стола.
— Такое возможно?
— Нет! — Г олос его прозвучал категорически.
Снова напряженная тишина, молчание, которое из неловкого стало почти невыносимым. Но мне уже становилось ясным, что дальнейшим допросом мы ничего не добьемся, зато многое потеряем. Приемника мы лишились, и точка!
Не сказав больше ни слова, я развесил свою меховую одежду на гвоздях в стене, снял очки и рукавицы и повернулся к человеку с разбитым лбом.
— Давайте я осмотрю вашу голову и руку. Мне не нравится ваша рана на лбу. Забудем па минуту о радио. Джесс, сварите в первую очередь кофе, да побольше. — Я повернулся к Джекстроу, который как раз спустился в домик и замер, устремив взор на приемник. — Вот так-то, Джекстроу, потом объясню, хотя сам толком ничего не знаю. Принесите, пожалуйста, из туннеля несколько пустых ящиков, а то здесь сидеть не на чем. И бутылку бренди. Нам всем это необходимо.
Я начал обмывать рану на лбу: глубокий порез, но удивительно мало ссадин, вдруг к нам подошел добродушный молодой человек, помогавший эвакуировать второго помощника из самолета. Я поглядел на него снизу вверх и увидел, что, пожалуй, ошибся насчет его добродушия: правда, лицо его не было чисто враждебным, но глаза смотрели с холодным, оценивающим выражением, как у человека, который по опыту знает, что в состоянии справиться с большинством ситуаций, приятных и неприятных, в какие бы ни попал.
— Послушайте! — начал он без всяких предисловий. — Я не знаю ни кто вы, ни как вас зовут, но я уверен, что все мы крайне благодарны вам за все, что вы для нас сделали. Мы обязаны вам жизнью. Мы это признаем. Мы знаем также, что вы ученый, и сознаем, что все ваше оборудование имеет для вас первостепенное значение. Верно я говорю?
— Верно. — Я щедро смазал йодом рассеченный лоб моего пациента, и, надо отдать ему должное, он даже не дрогнул. Я взглянул на говорившего: его сильное, волевое лицо свидетельствовало о твердости и целеустремленности, и я был уверен, что он учился в каком-нибудь из старейших университетов Англии. — Хотите еще что-нибудь сказать»?
— Да. Мы считаем.., точнее, я считаю, что вы были неоправданно суровы с нашей бортпроводницей. Вы же сами видите, в каком состоянии находится этот ребенок! Согласен, ваше радио полетело ко всем чертям и вы вне себя от ярости, но зачем все эти суровые слова? — Все это он говорил спокойным и непринужденным тоном. — Незаменимых передатчиков нет! Вам все компенсируют, обещаю вам. Через неделю, самое большое через десять дней вы получите новин передатчик.
