Возле главного входа в институт взгляд профессора зацепился за что-то неприятное… Опять этот дворник! как его?… Клим?… Да-да — Клим Чугункин, или Чугунков — неважно. Старый оборванец — явно, из бывших зэков, если судить по речи и повадкам — притащился сюда год назад, и техничка-поломойка Зинаида Бунина упросила, чтобы его приняли на дворницкую ставку и разрешили поселиться вместе с ней в служебной комнате: мол, он ей двоюродным братом приходится… Ладно, братом, или не братом — это нам неважно: пусть знает Зинка, что Полиграф Полиграфович зла ни на кого не держит: Полиграф помнит, как ты чесала ему за ухом, когда он был псом — а про то, что ты, Зинка, побрезговала Полиграфом, когда он стал человеком, Полиграф уже и забыл… Ладно, примем мы твоего Клима дворником, и если тебе по нраву эта лагерная рванина, то пусть кобелит тебя, пока ещё может… если только может… А всё-таки, что-то во взгляде этого дворника настораживало профессора Шарикова. Или это — генная память? — ведь он всегда знал, что изо всех пролетариев, дворники — самые гнусные твари. "Ну, чё смотришь, вражина? — думал профессор, ловя на себе взгляд дворника, — думаешь, боюсь тебя? Да я самого Усатого Павиана не боялся! — подумав так, Полиграф Полиграфович невольно вздрогнул, вспомнив свою единственную в жизни встречу с Хозяином, — думаешь, тебя испугаюсь?…".
…Больше всего в последние годы лагерной своей недо-жизни мечтал Иван Арнольдович о том, как выйдет на свободу и вернётся в Первопрестольную — и, если очень уж повезёт, устроится в ту самую факультетскую клинику при бывшем Институте Красной Медицины. Не врачом, конечно же — кто ж бывшего зэка врачом примет? — а хотя бы санитаром. Можно даже при морге: Иван Арнольдович готов хоть трупы обмывать, лишь бы оказаться там, где прошла его молодость. Поэтому, перед самым освобождением пришлось вновь говорить с постаревшим "законником" Бриллиантом. Фима слово сдержал: дал в Москве адресок — и когда Иван Арнольдович добрался до белокаменной и пришёл к чистоделу, тот тут же, без лишних слов вклеил его фотографию в паспорт на имя Чугункова Клима Петровича, такого-то года рождения, русского, беспартийного, несудимого… С этими документами можно было уже и в клинику двигать. Интересно: встретит ли он там Зину, которую двадцать пять лет назад устроил при клинике техничкой, и даже помог получить комнату?…
Зина нашлась в той же комнате. Ивана Арнольдовича признала с первого взгляда, от радости и от страха онемела и едва не грохнулась в обморок — но тут же, взяв себя в руки, стала собирать на стол. Выскочила из комнаты, сбегала до мертвецкой, выпросила у орудовавших там патологоанатомов поллитровку чистейшего медицинского спирта… Вся ночь прошла в разговорах, в слезах, в воспоминаниях — а наутро опухшая и невыспавшаяся Зина пошла к Самому… к профессору Шарикову — просить, чтобы многоуважаемый Полиграф Полиграфович сжалился и принял на дворницкую ставку её двоюродного брата, инвалида… что жить они могут и вдвоём, в одной комнате. Полиграф Полиграфович разрешил.
