Одинокий пишущий человек | страница 118
Внутри талантливого художественного текста неуловимо чувствуется выверенная пропорция, определённое равновесие частей, и в то же время целостность всей вещи. Ну и ещё всякие мелочи, вроде неуловимой продлённости замирающего звука – за последним абзацем той вселенной, в которой живут и двигаются герои. Вот что является причиной тихого, почти эротического блаженства, которое зарождается при чтении такого текста где-то в области мозжечка.
Литература дышит через капилляры знаков: букв, сложенных в слова; живёт чередованием этих слов и фраз, способом расположения их на листе. У одного писателя текст на странице идёт сплошным густым напором, глазу негде отдохнуть, мысли негде притулиться, памяти негде ноги размять. Автор словно призывает вас затаить дыхание, запереть желания и погрузиться в текст с головой – как ныряльщик погружается в глубину океана. И вы с трудом преодолеваете тугую плоть текста, и устаёте, читая, и, завершив главу, откладываете книгу – уважая себя за проделанную работу. Книга серьёзная, почтительно думаете вы, автор – гигант мысли.
У другого писателя текст на странице подобен бумажной кружевной салфетке, вырезанной маникюрными ножничками: фразы коротки и легки, пересыпаны брызгами многоточий, абзацы отделены чечёточной россыпью звёздочек. Вы открываете книгу и облегчённо вздыхаете, предвкушая так называемое «лёгкое чтиво», как раз на восемь остановок электричкой до вашей дачи… Но куда там! Повествование от лица двенадцатилетней сироты, воспитываемой отчимом-алкоголиком, с первой фразы лишает вас надежды на развлечение и, несмотря на юмор, затягивает в драматизм действия, как в сопло авиационного мотора… И вы проезжаете свою станцию, потому что залитые слезами глаза не видят названия и не смотрят на перрон. И автор – никакой не «гигант мысли», он просто рвёт ваше сердце, он как-то умеет это делать, чёрт бы его побрал!
И так далее.
Мы говорим сейчас о попирании законов. То есть – о стиле писателя.
Стиль писателя – это его походка, манера говорить, дышать и двигаться. Каким образом он заставляет вас, читающих его строки, перенимать эту походку, двигаться с ним в унисон, попадать в такт его дыханию, будто вы с ним танго танцуете… – это необъяснимая тайна. Боюсь, физиологическая.
Вы читаете рассказ, где ничего особенного не происходит – кто-то пьёт кофе, морщится, что тот остыл, затем куда-то едет, на что-то смотрит в окно трамвая, рассматривает прохожих и неспешно о них размышляет… И вам хочется, чтобы он не кончался, этот немудрёный рассказ о поездке к тётке на дачу. Вам, в сущности, дела нет ни до тётки, ни до племянника – просто вы попали в плен авторской интонации, музыки фразы, манеры говорить… или в нашем случае – манеры расставлять слова, фразы и знаки препинания на листе бумаги. Вот и всё, собственно.