Одинокий пишущий человек | страница 103



Так вот, если он, Читатель, достал кошелёк и выложил непустяковые деньги за книгу (хотя мог бы в Макдоналдс пойти или прикупить необходимые в хозяйстве продукты-гвозди-лампочки), если, повторяю, он двинул к кассе и достал кошелёк, – значит, это… (см. выше): книга авторства одного из тех самых пяти-шести имён, завоевавших своих читателей с потрохами. «Чем?! – вопит интересный, оригинальный, премиальный, отмеченный вниманием критиков, но… малотиражный автор, искренне не понимая этого феномена. – Чем?! Чем?!»

Ну давайте ответим, наконец: умением строить интригу, крепко держать вожжи сюжета, трогать человеческое сердце и рассказывать свои истории собственным, узнаваемым и оригинальным языком.

Кстати, о языке.

Лайкнуть, перепостить, забанить…

Гуляя недавно по Праге – а это мои любимейшие прогулки, – я обратила внимание на ревнивое отношение чехов к ограждению своего языка. «Дивадло» – театр, «возидло» – правильно, автомобиль… и множество очаровательных намёков, отсылов к русским, почти русским, двоюродным словам, тем, что, приветливо и озорно звуча, порой означают прямо противоположные по смыслу вещи. Шла, читала на табличке «Позор! Полицие варуйе…» – и улыбалась: «Внимание, полиция предупреждает…» Весёлый упрямый чешский язык, который пока не превратился в англизированный волапюк. Почему же чехи так бережны, а мы готовы вывернуть карманы, выкидывая своё добро и взамен запихивая и запихивая в утробу родной речи все эти огрызки: чаты, блоги, лайки, сканы?..

Мне могут возразить, что огромная часть русских слов имеет иностранное происхождение; возможно, даже посоветуют умолкнуть со своей культурой, литературой, операми-симфониями-ариями-лекциями-премьерами… и ещё сотнями тысяч разных заимствований. Конечно, это так. Но путь тех заимствований был долгим постепенным перевариванием, постепенным и мощным поглощением и преображением избранных, признанных и принятых самим ядром языка необходимых слов. Это была женитьба с безоглядным переходом невесты в веру сильного супруга и его огромной семьи. Сейчас мы видим бешеный грозный натиск, миллионную кавалькаду, подминающую под себя сам строй русского языка. И тонко чувствующий языковую стихию человек не может воспринимать это иначе, как насилие.


Мы перестали произносить длинные неторопливые слова родной речи, перестали употреблять обстоятельные обороты. Мы вообще разучаемся говорить и объясняться. Мы скачем, как блохи, лепим отрывистые ошмётки фраз. Шлём эсэмэски, лайкаем… постим… перепрощиваем… Как вползли эти клещи под кожу, вытесняя, пожирая и выплёвывая слова родного языка? Мерчандайзер! органайзер! менеджер! офис-депо… И почему у меня происходят не «встречи с читателями», а «автограф-сессии»?! Господи, прости… Где мы растеряли язык, на котором разговаривали с мамой и дедом?