Владимир Михайлович, услышав благосклонное прорицание, рассмеялся смуглянке, уже почти не боясь её, прямо в лицо:
- Конечно, как же иначе. Ты же всем это говоришь, чтобы не расстроить, чтобы побольше на радостях заплатили. Скажи хоть что-нибудь оригинальное.
Цыганка взглянула ему прямо в глаза, посерьезнела и, блеснув очами, со значением произнесла:
- Но бойся человека по имени Николай.
Ритуал гадания для неё был явно закончен, она почему-то сразу потеряла к собеседнику интерес. Гордин, неожиданно осмелев, пытался ещё её задержать разговором, по-прежнему посмеиваясь и над последним прорицанием, но не имел успеха. Гадалка внезапно исчезла, словно вовсе и не была. Не оказалось поблизости и её товарок. "Слава Богу, деньги и сам бумажник в целости-сохранности лежат во внутреннем кармане пиджака", подумал Гордин, настороженно ощупывая выпуклость пиджака снаружи и, беспрепятственно быстрым шагом пройдя парк насквозь, сел у другого выхода на нужный троллейбус и уже через пять-десять минут был в квартире тестя, где он обитал вместе с женой и трехлетней дочерью, и в лицах живо передал Марианне Петровне ход и суть бесплатного гадания. Было ли это исключением из общего правила, что бесплатный сыр бывает только в мышеловках, или Владимиру Михайловичу ещё предстояло по-крупному расплачиваться за свою неосторожную строптивость при заглядывании в будущее и тогда, и даже сегодня, двадцать восемь лет спустя, неясно, ибо в конечном счете расплатой явилась разбитая вдребезги судьба, которую он как ни пытался, так до конца и не склеил, ведь вполне вероятно, что именно в результате, вследствие гадания его жизнь потекла несколько по иному руслу, привязанная прорицаниями к конкретным ориентирам.
Знакомых Николаев у Гордина было раз-два и обчелся, основным кандидатом на устрашающую роль мог выступить разве что его тесть, которого, впрочем, по прихоти всемогущего автора перекрестили в Петра, но и он, основательно тертый и битый собственной нелегкой жизнью человек, относился к нему, тогдашнему мудозвону и разгильдяю, вполне по-божески: худо-бедно кормил-поил, давал крышу над головой и скажем прямо - терпел ради мнимого благополучия единственной дочери, а сейчас ещё и горячо любимой внучки. Чем, кстати, он преподал серьезный нравственный урок безалаберному зятю, может быть, единственный настоящий урок, который он усвоил за всю последующую жизнь, независимо, впрочем, от своего желания или собственных усилий.
