Яков Васильевич вспоминает: «Приблизительно в октябре 1919 года в Александровке от выступавшего на митинге политработника я узнал, что в Кустанае создано учреждение, которое помогает материально всем гражданам, пострадавшим от контрреволюции. Через неделю я оказался в Кустанае. Иду через базарную площадь. Навстречу мне шел представительный мужчина в черной добротной кожанке, в высокой шапке, с портфелем в руках. Я обратился к нему с вопросом.
Незнакомец смерил меня своим взглядом и испытующе посмотрел в глаза.
— Грамотный? — спросил он.
— Дяденька! Скажите, пожалуйста, где находится социалобеспечение?
Незнакомец улыбнулся и поправил:
— Не социалобеспечение, а отдел социального обеспечения. А зачем тебе, парень, понадобилось это учреждение?
Объяснил, что я пострадавший от контрреволюции и хочу получить помощь.
— Как же ты пострадал?
— Отца расстреляли, лошадь забрали.
— Окончил двухклассное училище! — почти по-солдатски отрапортовал я.
— А ищешь отдел социального обеспечения! Ведь ты не старик и не инвалид. Работать, дорогой, надо!
Я покраснел. И сказал:
— Я не боюсь работы. Но скажите, где ее можно получить?
— Хочешь, парень, работать в ЧК?
— А что это такое?
— ЧК, брат, это — Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией. Вот с теми самыми колчаковцами, которые расстреляли твоего отца.
— Какую же работу я буду выполнять?
— Самую почетную, парень, контру бить.
У меня вновь к лицу прихлынула кровь, но уже не от смущения, а от радости, что я смогу работать в учреждении, которое карает колчаковцев. У меня даже пронеслась в голове мысль: «Ну, попадись же мне теперь на глаза Поздняков!»
— Ну, что краснеешь, как рак вареный? — сказал незнакомец. — Хочешь в ЧК работать?
— Даже с удовольствием буду бить контру, — твердо ответил я.
— Ну, пойдем…
Пришли на Набережную. У входа в дом стоят два часовых с винтовками. Прошли в кабинет. На столе — два телефона. Мой новый знакомый вызвал к себе секретаря, попросил показать мне мое рабочее место и загрузить меня работой. Тут я узнал, что пригласил меня сюда Журавлев, заместитель председателя ЧК[6].
В тот первый день моя работа заключалась в заклеивании приготовленных к отправке конвертов. На другой день мне дали что-то переписывать с карточек в анкеты. Этот и два последующих дня были для меня самыми тяжелыми и ответственными. Я понимал, что данное мне поручение — это проверка моей пригодности к работе. А она явно не клеится. То и дело я порчу одну анкету за другой, сажаю кляксы, от пера летят брызги. Я волновался, обливаясь крупными каплями пота. Вдруг осенила мысль — ведь я же делаю не ту работу, на какую был приглашен. Иду к Журавлеву и говорю, что с моей работой произошло какое-то недоразумение.
