И тогда дед занялся разведением пчел – это было самое длительное его увлечение. Подведя меня к улью, он любил рассказывать, что есть трудовые пчелы, а есть трутни, которые ничего не делают.
– Ты видишь, как пчела выбрасывает трутня? А ты думала когда-нибудь, почему? В природе все очень поучительно… Вот трутень – жил в улье, питался честно добытым медом, а сам ничего не делал, и вдруг наступило время и терпению пчелы пришел конец…
– А зачем же трутни появились на свет?
– А зачем на свет появляются пьяницы, бездельники и воры?
– Не знаю. Мне жалко трутней… Посмотри, как их вышвыривают из улья…
– Исправление ошибки природы, вот пчела и устраняет эту ошибку! Я открою улей, а ты пусти дым. Человек тоже должен устранять разные ошибки.
Отец к этой идее относился настороженно. Он говорил о том, что читал в «Науке и жизни», что в природе все имеет свой смысл, например, уничтожение волков приводит к огромным природным бедствиям, к исчезновению множества видов других животных. Он тогда сказал о волках – «санитары леса». И я увидела волка, бегущего по лесу в повязке с красным крестом. Отец говорил, что в природе все взаимосвязано, и дед – шепотом произносил он, – просто не совсем грамотный, у него ведь всего-то четыре класса церковно-приходской школы.
Одна из главных идей деда была в том, что детей нужно забирать от родителей и растить в государственных учреждениях. Он считал, что родители только растлевают своих отпрысков неправильным воспитанием. Ему нравился опыт Макаренко, фильм «Путевка в жизнь».
– Посмотри, – говорил он отцу, как хорошо государство воспитало беспризорников. Он никогда не говорил чекисты, или милиционеры, а всегда – государство. Мой отец посмеивался, но я чувствовала, что смех его был скорее нервный.
Очень рано я поняла, что в нашей большой семье почти никто не являлся тем, за кого себя выдавал. Мой дед никогда не рассказывал, что он делал во время войны – еще маленькой я приставала к нему с этим вопросом. Он все время отвечал какими-то шуточками и демонстрировал медаль «За Берлин», хотя отец по секрету рассказывал, что он ни в каком Берлине никогда не был. Моя бабушка по большей части молчала. Двоюродная бабушка, по странной прихоти назвавшая себя однажды и навсегда невероятным для нашей семьи именем – Фрида, хотя на самом деле она была Фросей, говорила только о том, что где купить-продать и кто ее хочет обмануть или обокрасть. А ее муж Александр Сергеевич, бывший морской офицер и работник Морфлота, – вообще прикидывался дурачком. Это я видела с малых лет.
