Наступило молчание. Потрескивали в печке смолевые дрова, чуть вздрагивал язычок пламени в лампе. Иготкин сидел сгорбившись, дымил самокруткой. Махорочный дым, выгибаясь причудливыми кольцами, вился над его белой головой, медленно уплывая к потолку.
— Ты бы, Степан Егорович, рассказал ребятам… — вдруг попросил Аким Иванович и опять словно извинился перед стариком: — Понимаю, бередить зажившую рану вроде бы и не стоит, но годы-то идут… Забывать люди стали то время, легенды разные про Гарь сочиняют…
Иготкин несколько раз кряду затянулся махоркой, прищурился, будто дым закипал ему глаза, вздохнул:
— Верно, паря, Акимушка. Непрочная штука — человеческая память. Каких только сказок про Гарь не навыдумывали, а ведь, если разобраться, то дело и не так давно вроде было…
— Вот и расскажи ребятам правду! — оживился Аким Иванович. — Они как-никак дольше нас с тобою проживут, своим потомкам перескажут…
В хорошем месте расположилось охотничье село Лисьи Норы. Со всех сторон — сибирская тайга со своими названиями: Мудринская, Соболиная, Бурундучья. Рядом с селом — река, а за ней опять таежная глухомань — Тунгусская. Тайга для лисьенорцев — что дом родной. Она их растила, кормила, а некоторых и хоронила.
Особенно богата дичью и зверем была Тунгусская тайга. По преданиям стариков, в ней кочевали енисейские тунгусы, среди которых шаманил некто Васька. Этот Васька был не только шаманом, но и ловким дельцом. Обирал тунгусов, выгодно сбывал меха рыскавшим по тайге купцам. Поговаривали даже, что он имел темные связи с заграничными торговцами, которых в то время в Сибири стало появляться довольно много. На этом Васька сколотил себе приличное состояние и неведомыми махинациями раздобыл гербовую бумагу с подписью самого томского губернатора, в которой значилось, что весь участок Тунгусской тайги переходит в его, Васькино, пользование.
С завистью смотрели лисьенорцы на тунгусские кедры. Пытались, как прежде, ходить туда на промысел, но редко кому удавалось вернуться с добычей. Только одного из лисьенорцев не трогал Васька — смелого и решительного промысловика Егора Иготкина.
Когда в Лисьи Норы пришел слух о революции, испугался Васька-шаман за свои владения, распустил среди охотников слух, что всех, кто пойдет в Тунгусскую тайгу, постигнет несчастье. Совсем приуныли лисьенорцы, только Егор Иготкин не побоялся Васькиных угроз. В первый же сезон после революции ушел он в Шамановы владения промышлять соболя. Ушел и не вернулся. Сильно уважали в Лисьих Норах Иготкина, поэтому самые лучшие охотники, несмотря на Васькины угрозы, ушли на поиски своего односельчанина. Через неделю принесли домой его застывшее, пробитое из самострела тело.
