Скрещенья судеб, или два Эренбурга (Илья Григорьевич и Илья Лазаревич) | страница 2



. Состоятельность семьи позволяла ему и сестре, также имевшей художественные склонности, смолоду совершать зарубежные поездки. В 1905 году, когда И.Л.Эренбург уже был студентом юридического факультета, у него был произведен первый обыск, не давший полиции результатов. 28 октября 1907 года его арестовали и заключили в киевскую Лукьяновскую тюрьму. Судя по тому, что родители навещали его в тюрьме еженедельно, они либо регулярно наезжали в Киев, либо туда переселились. В цитированной уже биографии И.Л.Эренбурга есть информация о тогдашней Лукьяновской тюрьме: рассчитанная на 600 заключенных, она содержала 2200, из них 300 политических; камеры размером 6 шагов на 15 — в них сидело 18–20 политических или по 50–60 уголовников (спали на столах, на скамейках, на полу); тюрьма была на военном положении, и однажды на глазах Ильи Лазаревича солдат убил (в затылок, без предупреждения) его товарища, стоявшего с книгой у окна; от истощения 300 человек заболели тифом, многие умерли.

В коллекции Б.И.Николаевского, хранящейся в Гуверовском институте войны, революции и мира при Стэнфордском университете (США), имеются ряд писем И.Л.Эренбурга из тюрьмы к родителям и сестре (1907–1908). Эти материалы любезно присланы мне Дж.Рубенстайном. Приведу из них хронологически те фрагменты, которые передают и тюремную атмосферу, и характер корреспондента (картина тюрьмы, которую рисует Илья Лазаревич, почти благостная, она, несомненно, далека от действительности; в письмах сестре он несколько более откровенен).


Ноябрь 1907:

«Вчера получил бумагу, перья, конверты и промокашки. Пожалуйста, передай мне мочалку и мыло. Вчера ушел этап <…> Говорят, что на поруки можно отпустить только пока дело не передано прокурору, а наше дело, говорят, идет очень быстро и следствие окончится в течение этого месяца. Скоро ли будут личные свидания, т. е. не через решетку? <…>

Примирились ли вы с мыслью, что всякому студенту приходится когда-нибудь сидеть? Я чувствую себя великолепно. Правда, время проходит почти совсем непроизводительно и летит, летит страшно быстро <…>

Но можно надеяться, что не всегда придется сидеть в столь густо-населенной камере, и тогда время не только не потеряно, но даже выиграно. Я знаю, что вам трудно так просто отнестись к этому, но представьте себе, во-первых, что я просто уехал на некоторое время, а во-вторых, теперь сидит так много народу и так попусту, что это можно считать делом самым обыкновенным».