Итак, Эмили пребывала под крышей дома леди Марии с Джейн Купп в качестве горничной. То есть леди Мария, если так можно выразиться, должна была собственными руками вручить ее жениху. Ее светлость по обыкновению старалась извлечь максимум удовольствия из всех обстоятельств: она наслаждалась раздававшимся со всех сторон тихим шипением многочисленных матерей и дочерей, ее забавляло выражение лица Уолдерхерста, который принимал поздравления с настолько холодным и невозмутимым видом, что поздравлявшие тушевались и ретировались, ее закаленную душу и почти окаменевшее старое сердце согревала искренность Эмили, которая с трудом справлялась с эмоциями.
Если бы не ее непретенциозность, хорошее воспитание и неиспорченный вкус, то Эмили в процессе трансформации могла бы выглядеть смешной.
– Я все забываю, что могу себе кое-что позволить, – говорила она леди Марии. – Вчера я все ноги исходила в поисках нужного шелка и так устала, что села в омнибус. И только потом вспомнила, что мне следовало бы нанять экипаж. Как вы думаете, – озабоченно спросила она леди Марию, – лорд Уолдерхерст не стал бы возражать?
– В настоящее время, я думаю, лучше было бы, чтобы вы ездили за покупками в экипаже, – насмешливо произнесла леди Мария. – Но вот когда вы станете маркизой, вы, если захотите, вполне можете сделать поездки в дешевых омнибусах некой своей маркой, отличительной чертой. Я лично не могу передвигаться в омнибусах, потому что там трясет и они постоянно останавливаются и кого-то там подбирают, но если вам нравится, то пожалуйста! Это будет даже оригинально.
– На самом деле вовсе не нравится, – сказала Эмили. – Я их терпеть не могу. О, как я мечтала, устав, когда-нибудь нанять экипаж!
В свое время она положила наследство, оставшееся ей от старой миссис Мэйтем, в банк, и поскольку теперь у нее не было нужды в двадцати фунтах годового дохода, могла тронуть основной капитал и из него оплачивать все необходимое. Это было очень удобно и очень ее успокаивало. Это даровало ей независимость в подготовке к жизненным переменам. Если бы ей на этом жизненном перекрестке пришлось прибегнуть к чьей-то помощи, она бы определенно чувствовала себя неловко. Более того: это было бы для нее совершенно невыносимо. Ей казалось, что в эти дни все высшие силы просто сговорились, чтобы она чувствовала себя и удобно, и достойно, и чтобы ничто не мешало ее счастью.
Лорд Уолдерхерст с интересом наблюдал за нею и за ее действиями. Он хорошо знал себя и по поводу собственного характера не питал почти никаких иллюзий. Он всегда старался беспристрастно анализировать свои чувства, и в Моллоуи пару раз спрашивал себя, а не может ли случиться так, что скромный свет его запоздалого лета растает, и он почувствует усталость и разочарование переменами в его прежде упорядоченной жизни, в которой он был занят исключительно собой. Вот захотел ты жениться, а потом вдруг видишь все дефекты и несообразности этого предприятия – то есть в конце концов, даже сама женщина, при всех ее замечательных и желанных качествах, может оказаться этой несообразностью, ведь потребуются усилия, и немалые, чтобы приспособиться к тому факту, что эта женщина все время будет рядом. Естественно, неприятно было бы прийти к такому заключению уже после того, как связал себя обещанием. На самом деле Уолдерхерст думал о подобном аспекте этой истории, но, будем справедливыми,
