В антракте между первым и вторым актом на генеральной репетиции я пошел к автомату с напитками, который нагло сожрал мои семьдесят пять центов, но зажал банку с кока-колой. Ю-Бот, стоявший со своей девушкой в другом конце коридора, подошел к автомату и со всей силы ударил ладонью по правому верхнему углу автомата. Банка с колой послушно вывалилась в поддон.
— Спасибо, — сказал я.
— Да не за что. Просто запомни, куда надо стукнуть.
Я сказал, что запомню, хотя у меня вряд ли получится стукнуть так сильно.
— Слушай, мне говорили, у тебя были какие-то терки с Янко. Это правда?
Мне не было смысла это отрицать — Билли с девчонками все разболтали, — да и времени после той нашей драки прошло немало. Поэтому я сказал: да, было такое.
— Хочешь узнать, как он умер?
— Я слышал уже сотню версий. Ты скажешь что-то новое?
— Я скажу тебе правду, мой юный друг. Ты же знаешь, кто мой отец?
— Да, конечно.
В составе полицейского подразделения Гейтс-Фоллза числилось меньше двух дюжин патрульных, плюс начальник полиции, плюс один детектив. Это был Джордж Юберрот, отец Майка.
— Я расскажу о Янко, если ты угостишь меня колой.
— Хорошо. Только не плюй в нее.
— Я похож на животное? Дай человеку попить, ты, удод.
— Ja, ja, — сказал я, изображая Петера Лорре. Он хмыкнул, отобрал у меня банку, выпил половину одним глотком и смачно рыгнул. Его девушка в дальнем конце коридора сунула два пальца в рот и сделала вид, что ее вырвало. Любовь в старших классах — очень сложная штука.
— Мой отец занимался расследованием его смерти, — сказал Ю-Бот, возвращая мне банку. — И я случайно подслушал его разговор с сержантом Полком. Это у них называется «выездной полицейский участок». Они сидели у нас на крыльце, пили пиво, и сержант что-то такое сказал насчет Янко, будто тот неудачно исполнил недых-чих-пых. Отец рассмеялся и ответил, что это еще называется беверли-хиллзским галстуком. Сержант сказал, что, наверное, у бедняги просто не было других вариантов, с такой запрыщавленной рожей. Отец сказал: да, печально, но факт. А потом добавил, что его тревожат волосы. Сказал, окружной коронер тоже в недоумении.
— А что было с его волосами? — спросил я. — И что такое беверли-хиллзский галстук?
— Я посмотрел в Интернете. Это сленговое название аутоасфиксиофилии. — Он произнес это слово, тщательно выговаривая каждый слог. Чуть ли не с гордостью. — Вешаешься и дрочишь, пока теряешь сознание от удушья. — Он увидел мое лицо и пожал плечами. — Я ничего не придумываю, доктор Эйнштейн, просто излагаю факты. Вроде как предполагается, что так можно словить суперострые ощущения, но лично мне что-то не хочется пробовать.
