)
[253], что призвано было актуализировать традиционную связь между столицей и новым монархом. "Въезды" использовали сакральный для королевской религии маршрут: от ворот Сен-Дени до собора Нотр-Дам. Порядок чередования церемоний: похороны старого короля — помазание нового — "торжественный въезд" — "ложа правосудия" — в большей степени указывает на корпоративно-органицистскую концепцию, чем на конституциональную
[254]. После пышной, но несколько запоздалой по отношению к коронации церемонии, устроенной Карлом IX в 1571 г., традиция "торжественных королевских въездов" прерывается в правление Генриха III.
Если с точки зрения политического развития цезура в парижских ритуалах приходится, таким образом, на 70-е годы XVI в., то в художественной сфере уже с 1530-х годов в парижском церемониале заимствования относятся в большей степени к гуманистическим сюжетам императорского триумфа, нежели к религиозной традиции входа Христа в Иерусалим. Но и когда королевский въезд стал напоминать императорский триумф в римском стиле, парижские буржуа продолжали видеть в нем королевскую версию праздника тела Господня, т. е. метафорическое выражение корпоративного союза, связующего парижскую общину с королем[255].
После 1594 г. город продолжал устраивать торжественные встречи королю, чествуя его на манер римского триумфатора, победителя врагов или еретиков, но уже вне связи с восшествием его на престол. Начиная с 1562 г. "торжественные въезды" могли устраиваться по несколько раз за время царствования. Церемония теряет свой корпоративный характер, однако согласие короля на "торжественный въезд" означало, что он молчаливо признает привилегированный характер связи со своим "добрым городом", следовательно, склонен признать и его фискальные привилегии. И только при Людовике XIV, когда отношения между монархом и его столицей были весьма натянутыми, Городское бюро не смогло добиться его согласия на организацию "въезда".
Хотя "торжественный въезд" представлял собой ритуал подчинения, его часто расценивают в терминах контракта[256]. Но применение понятий контракта и союза нуждаются в особых пояснениях. Идея "союза" воспринималась почти буквально. Так, 16 августа 1564 г. Екатерина Медичи писала генеральному лейтенанту Парижа (маршалу Монморанси), что "мнение короля и мое таково, что город и мы суть одно и то же"[257]. Союз, понимаемый как устранение различий между телами, относится к числу корпоративных таинств государства, которые лишь весьма условно можно связать с понятием контракта, слишком уж далек такой "союз" от теории естественного права. Ведь последнее не предполагает диалектики единства в различиях, резюмированной теорией "мистического тела", в котором король является главой, а королевство членами.
