К преступлению ради любви добавляются в таком случае еще и соображения здравого смысла, а возможно, еще и то, что Франсуа Билакуа назвал "божественной неожиданностью", позволившей королю, застигнутому врасплох взрывом насилия, которое он так долго старался изгнать, решиться взять ответственность за него на себя ради политической цели[205]. В итоге я готов признать, что прежде недостаточно учитывал возможности влияния на события Варфоломеевской ночи различного рода интриг, иллюзий, уловок, и я могу даже допустить в ряде случаев и отсутствие какой-либо политической игры. Одна идеологическая система может таить в себе другую, мечта Ренессанса может быть вплетена в какую-то иную мечту, которая то занимает центральное место в политике, то отодвигается на периферию. Именно эта способность политического деятеля и его стремление быть повсюду и нигде одновременно, сохранять возможность быть по-разному истолкованным могут помочь в объяснении парижских событий. Короче говоря, неоплатоническая утопия согласия может в определенный момент истории прибегнуть к тому, что кажется ее противоположностью, — к насилию, сохраняя внешние формы законности принятого решения. Неоплатоническая идея может временно уступить место другой: в данном случае, возможно, идее тацитовой, парамакиавеллистской или гвиччардинистской, которая была известна при дворе с 1563 г.
Хотя Джакопо Корбинелли лишь в 1576 г. публикует в Париже у издателя Федерика Мореля "Благочестивые советы и предупреждения Фр. Гвиччардини, флорентийского дворянина о делах общественных и приватных, по-новому освещенных" ("Guicciardini gentilhuomo fior. In materia de re publica et di privata, nuovamente mandati in luce"), посвященные к тому же королеве-матери[206], распространение подобных идей при дворе уходит корнями в 60-е годы XVI в.[207] Все предстает более сложным, чем принято изображать в историографии: помимо политики и трудов Мишеля де Л’Опиталя, чьи идейные основы были по преимуществу цицеронианскими, французы уже на первом этапе Религиозных войн имели в своем распоряжении и иные рецепты, с которыми их могли по-знакомить уроки prudentia, сформулированные в Италии. Так, французский перевод "Истории Италии" Гвиччардини, изданный в Италии в 1561 г., был посвящен в 1568 г. Жеромом Шомдеем королеве-матери после того, как латинская версия была адресована Карлу IX[208]. Двор должен был быть хорошо знакомым с итальянским текстом еще до появления этой публикации и, таким образом, усвоить идею, что государю надлежит быть всегда настороже перед лицом Фортуны и ее непредсказуемого течения и, особенно, придерживаться пессимистического подхода к политике.
