Князья Шуйские и Российский трон | страница 55



По массовым данным Тверской половины Бежецкой пятины Новгородской земли, количество совладельцев в поместьях возросло там с 1501 по 1538 г. с 203 до 764 человек, т. е. более чем втрое. Насколько благоприятными для помещиков оказались результаты верстания, видно из того, что из девяти случаев обращения с просьбой о прирезке земли отказано было лишь в одном случае. В остальных прирезки составляли в среднем 79 % от прежней нормы. По всей Тверской половине Бежецкой пятины из общего числа 360 старых помещиков прирезки получили 154 человека, в результате чего размер их поместий увеличился в среднем с 17,5 до 21 обжи. В процессе переписи были юридически оформлены обмены частями поместий, что делалось в интересах превращения последних в компактные хозяйства, имевшие большое экономическое значение. Определились и с вновь распаханными помещиками землями, из которых часть осталась за помещиками; в тех случаях, когда роспаши превышали поместный оклад, то излишек отписывался в резерв великого князя[199].

Нс менее интересные данные приводит тверская писцовая книга 1540 г. В ней отдельной рубрикой выделены земли, розданные помещикам. Из общей суммы этих земель в 22 515 четвертей или 11 257 десятин лишь 7738 четвертей было отдано четырнадцати крупным землевладельцам во главе с сыном Ивана Васильевича Шуйского Петром Ивановичем, только что начавшим несение государевой службы. А остальные 14 777 четвертей получили 114 помещиков, в среднем на душу по 129 четвертей или по 13 обеж. Самое крупное поместье в размере 43 обеж получили братья Посник и Яков Губины-Моклоковы, представители верхушки дьяческой бюрократии[200]. Сказанное дает все основания для критического отношения к оценке правления Шуйских как периода антидворянской реакции.

Деятельность Шуйских не ограничивалась лишь светскими интересами. Они проявляли заинтересованность и в делах церковных. 2 февраля 1539 г. был сведен с престола митрополит Даниил. Мы уже приводили мнение Герберштейна о «святителе», которого австрийский посол хорошо знал. По словам Герберштейна, это был великий лицемер, чревоугодник и стяжатель. А вот как характеризует митрополита летописец: «Того же лета, февраля в 2 день, Данил митрополит оставил митрополичество неволею, что учал ко всем людем быти немилосерд и жесток уморял у собя в тюрьмах и окованных своих людей до смерти, да и сребролюбие было великое»[201]. На его место поставили игумена Троице-Сергиева монастыря Иоасафа Скрипицына.